Ребята никогда не видели до сих пор тетю Илонку. Вероятно, она работала в какой-нибудь другой школе. Тетя Илонка спросила, что они проходят по венгерскому, по арифметике. Феттер встала и нараспев, как всегда, очень точно ей ответила, хотя вопрос относился вообще-то ко всему классу.
Между прочим, перед уроками — еще не было восьми — Феттер подлетела к Кати с оправданиями: она, дескать, не знала, что в субботу поедет в Фот, но как-нибудь на днях они обязательно начнут заниматься, только чтоб Кати никому не говорила.
— Не скажешь, правда ведь? — попросила она.
— Не скажу, — без малейшего колебания ответила Кати.
Весь первый урок тетя Илонка читала им сказку, хотя Феттер и рассказала ей про венгерский и про арифметику.
На перемене Коняшка сказал даже:
— А она лучше тети Дёрди, та вечно спрашивает.
Кати горячо запротестовала, даже лягнула слегка Коняшку, хотя тетя Дёрди и в самом деле без конца спрашивает.
На следующем уроке была история. Рассказывала тетя Илонка на редкость скучно. А ведь когда тетя Дёрди рассказывает о турецком владычестве и о подвигах венгерских витязей, так муха пролетит, и то слышно. Сейчас же никому не было никакого дела до истории, да и самой тете Илонке тоже — по крайней мере, так казалось Кати. Она говорила об осаде Эгера так, словно сама в это время думала совершенно о другом.
Скандал разразился после большой перемены.
По расписанию был урок рисования. Феттер приготовила цветные мелки; ответственной за мелки была, правда, Мари Золтанка, но все ведь знали, какая она неловкая. Дежурным был Кладек. Он вытер доску губкой, — Като Немеш разрисовала ее за перемену вдоль и поперек: изобразила школу, и притом очень точно, даже цветущие пеларгонии в окнах не забыла. Когда раздался звонок и тетя Илонка вошла в класс, все уже было в порядке, кроме доски, потому что Кладек, стирая, только размазал мел. Пока доска не высохла, это было незаметно. А когда она высохла, тетя Илонка уже вошла в класс. Сказав: «Садитесь!» — учительница поставила на стол горшок с цветами и велела срисовывать. Сама она тоже взяла в руки зеленый мелок и только тут заметила, в каком виде доска. Обернувшись к среднему ряду, она поманила пальцем:
— Иди, сотри как следует.
Мари Золтанка с готовностью вскочила.
— Не ты, — отмахнулась тетя Илонка, — вон та, другая.
Поднялась Като Немеш, — она сидела за Мари и решила, что вызывают ее.
— Да нет же, — нетерпеливо воскликнула седая учительница, — с последней парты! Вон та, цыганка!
Только что каждый занимался своим делом — гремели пеналами, просили друг у друга кнопки, менялись цветными карандашами, — и вдруг наступила тишина. Тяжелая, зловещая тишина.