Марина заглянула в чайник. Так и есть: воду только себе вскипятил.
— Корто, а почему ты меня туда не сводил?
— Я что, идиот, за это двадцатку отдавать?
«Это» — «макароны», фирменные пирожные “Ladurée”. Хрустящая корочка — сверху, хрустящая — снизу, а внутри начинка. Сдавишь, чтобы начинка высунулась, и можно было ее языком по кругу — но нет, корочка хрупкая, ломается. С Ноэлем тренировались, без толку. Он купил два десятка: черный шоколад и фисташковое, бледно-зеленое; половину слопали в машине. Не так, чтобы это было что-то особенное.
— Кстати, твой Буратино засветил вчера свою «бэшку» под фонарем.
— С чего это он — Буратино?
— Богатенький. Пятерка у него? Семерка?
— Пятерка. Есть разница?..
Разница есть. Но совсем в другом.
Адила назавтра тоже работала. В двадцать лет можно и помаяться тревожным сном пять ночей подряд.
Их трое — несущих вахту в отеле «Акация»: Марина, Адила и Бенжамен, разгильдяй — любит позвонить в последний момент и попросить подменить. Он по ночам не спит: не хочется. Хозяйка к нему благоволит, несмотря на то что он забывает по утрам сложить полотенца, не расстается с наушниками (клиент уже головой в дверь бьется, Бен не слышит, знай подпевает Каложеро: “En apesanteu-u-ur!”), и еще к нему дружки ходят, когда клиенты улягутся. Нашли идеальное место, где с косяками не запалят. Бен хорошенький — кудряшки, глазки, при этом боксом занимается, накачанный в меру. Хоть у хозяйки и отцвели уж давно хризантемы в саду, но мальчики ей продолжают нравиться.
Бенжамен должен был заступить на позицию после подвига Адилы на одну ночь. После следовала пятница, а в пятницу Бен никогда не работал, шел черед Марины.
Два дня она сидела дома. Вспоминала последние полчаса в машине. Из-за мороси на лобовом стекле свет фонаря был размыт, тускл, не нагл.
Удивился, когда спросила, позвонил бы он, если бы не бумаги Львенка.
Сам говорил, что случайностей не бывает. Занесло ведь его на авеню Пармантье, заметил отель, достучался.
— Ноэль, а знаешь, из-за чего мы познакомились? Потому что один японец четыре года назад выпил слишком много французского вина в токийском баре «Мару»…
Какая-то Маринка кислая, неужто Буратинье влияние? О чем они могли столько времени трындеть? А тут прямо до истерики дошла. Что-то не поняла в тексте, «переведи». Пусть вон своему Полю позвонит, Сенбернару, Вию, им делать нечего, разъяснят. Отшутился: «Соловей не поет для свиней, попроси-ка ты лучше ворону». Всё. Трагедия. Скорбная маска: «Я хочу те-оплых отноше-эний! Ты никогда не помо-ожешь! Я не свинья-а! Почему я с тобо-ой живу, когда есть люди, с которыми мне хорошо-о?!» Ну иди к этим людям. У нее явно кризис трех лет.