— Как есть-то будешь?
— Без ножа. Ну его, этикет этот.
Молчали с минуту, жевали. Она первая начала:
— Тебе здесь не одиноко?
Кролика ковырять неудобно, отпустил ее.
— Обычно вопрос формулируется иначе. А именно: «Ты не думал вернуться?» Я отвечаю, что идея блестящая.
Они все, кого «с большой земли» ветром заносит, спрашивают. Медом у них там на Руси намазано, что ли? Но тут — удивленный взгляд:
— Я совсем не о том… Просто страна-то чужая, хоть и красивая.
Хорош аргумент: красивая. Удобная, да. И без азиатской дикости.
— Спустя десять лет не такая и чужая. — Помолчал. — Можно подумать, Казахстан родной. Из этого «родного» уже полтора миллиона русских драпануло — с тех пор как у казахов национальное самосознание проснулось, и оказалось, что со сна у него плохое расположение духа.
Улыбнулась, вроде как с понимающим видом:
— Достали их колонизаторы…
Не ей казахов защищать, точно.
— У меня отец строитель, проектировщик. Говорит, мы урюкам страну с нуля выстроили, а теперь они себя пупами земли возомнили. Однажды он это объяснил местному косоглазому министру, когда — недолго — в его за́мах ходил.
— А тот?
— Уволил.
Кролик что надо. Опять помолчали. Клелия поежилась:
— А я вот боюсь, что мне будет одиноко.
— Приятелей в своей школе заведешь. — Усмехнулся. — Мне можешь позвонить, если что.
— Вот спасибо.
— Не заметишь, как год пролетит.
Она пожала плечом:
— Думаешь, я вернусь в Новочебоксарск?
— Ну, в Москву. Тебе легко, у тебя гражданство российское.
— А у тебя разве нет?
Вот они, россияне. Смысл трагедии им не очевиден.
— Я, вообще-то, казах.
Ей это показалось смешным.
— Кстати, у французов оно звучит как «казак», и я начинаю себя хохлом чувствовать, запорожским.
Она взяла рюмку с вином, отпила. Подумал: красивые у нее руки.
— Правда, недавно я получил французский паспорт, так что урюки теперь не указ. Вот думаю: оставят они мне гражданство или по визе домой кататься придется…
— Может, проще родителей сюда вывезти?
Еще одна суперидея.
Там у матери все условия, чтобы в дурдом угодить. Бабка от старости соображать перестала, но временами у нее просветление, командует, жизни нет, рыпнешься — клюкой получишь. Отец из болота давно по кочкам ускакал, но свято место пусто не бывает — нарисовался бывший экскаваторщик, алкаш. Мать его из дома периодически выгоняет, а он кается и назад просится.
— Не проще. Если вывозить, так только мамашу, но именно этого я делать не буду.
— У вас плохие отношения? — Клелия взяла салфетку, достала ручку.
— Нет, там другое…
Следил, как она рисует на салфетке, поглядывая на пацана, остановившегося в двух шагах. Тот держал за лапы псину, повесив ее на шею как воротник. Протянула рисунок: