— Все оказалось не тем, о чем мечталось.
— Да. И вот представляю — я снова с Корто… И будто сижу я на кровати, а он, как обычно, носом в компьютер. Я ему говорю что-то, он не слушает. Берет мандарин, ест, глядя в экран. А я уже отвыкла чувствовать себя пустым местом! И так мне вдруг не хватает Ноэля. Сразу — как вспышка: что ж я делаю-то! Ведь шла сюда любви учиться — выходит, все зазря? Мир полные ладони протягивает, а я мечтаю на Денисов затылок любоваться! Да может, не мне Ноэля мироздание дало, а ему — меня. Сколько раз он говорил: «Мне хорошо с тобой»… Какое я имею право в его жизни дубиной махать?
— Ты потащилась в «Три Ступеньки»?
— Мы не подходим друг другу.
— А этот… Карим тебе подходит?
Сидели, как заправские туристы, в кафе на острове Сен-Мишель — это была идея Вероники сюда поехать. Приятно тянуть горячий шоколад, смотреть на зевак, под цветными зонтами топающих кривой мощеной улочкой, разглядывать вывеску “LES LUTINS” напротив — «средневековую», чугунную, с тремя домовенками в пестрых колпаках, мокрую от дождя. Она совсем не изменилась, Вероника, — а ведь мама теперь. Сказал: «Я угощаю!» — и она как-то странно улыбнулась… эта ее улыбка, за которой есть что-то, а что — не знаешь, и знать не надо.
— И Карим мне не подходит, но это ничего не меняет, Альберто.
Хотелось взять ее за руку.
— Веро, что я должен сделать…
Засмеялась:
— Чтобы мне подойти? — Отвела глаза. — Да зачем тебе…
Не ей решать — зачем.
— А я иногда вспоминаю, — улыбнулась, — как мы с тобой в Брантом ездили, зимородка спасли от кошки. Помнишь паутину в поле? Ты еще сказал: «Паук поймал солнце»…
Веронике вдруг легко стало. Альберто свалился на голову без предупреждения — пойди устройся с ним так, чтобы Кариму не доложили. Все ж друг друга знают. И пришло в голову: Сен-Мишель! Местные сюда не заглядывают, и от этих вековых стен есть ощущение праздника.
С Каримом последнее время тяжело. Одни его рассуждения о месте женщины чего стоят. Да и собственник-ревнивец такой — ого-го. И тайны в нем нет. В Альберто тоже нет тайны, но мягкий он, с ним сильной себя чувствуешь, и на место тебя никто не ставит. К дочкам Фарид уже с Кораном подбирается — сколько ни говорила ему: «Любая религия — прошлый век…» Хорошо еще, что девчонки, — а то не обошлось бы без обрезания!
— Я все помню, — Альберто положил ладонь ей на руку. И она произнесла неожиданно для себя:
— Ну ты ж не бросишь свою Катью.
Услышала то, чего совсем не ожидала.
Мигом всё вспомнилось: и то, как мангу придумывали, и как Ноэль увез из «Акации», когда поссорились: дождь лупил в лобовое стекло… и его «мне хорошо с тобой». Неужели правда — кончено? Тихо в доме. И снаружи, на авеню де Паж, тихо и пустынно. Сонные деревья в желтом свете фонарей.