Деньги на счет школы он перечислил, оттащив Марину к нотариусу. Она обязывалась по льготной цене давать ему уроки русского, сопровождавшиеся телефонными опросами и толкованием эпистолярных опусов претенденток. Тетки так и сыпали словами, от которых автоматический переводчик дурел; добавить к этому тьму опечаток и грамматических ошибок: «У нас в жэке седят такие пеньки, радилюбой фитюльки надо перд ними задом вертеть, такк они хвост разпушт, а ничего не зделают, потомучто не сображают».
— Марина, посмотрите. Там что-то про пни, зад и хвост. Что такое жэк? Это типа Булонского леса? А futilka? Femme futile? Почему она пишет о проституции? Меня не проведешь, — добавлял он неуверенно.
Наверняка это слово — «фитюлька» — пошло от французского “futile”, «пустячный». Femme futile — женщина, интереса не представляющая. Такие по ночам в жэке зад среди пней демонстрируют, нетерпеливо дергая хвостом. Зачем об этом писать кандидату в супруги? Подвох. Вычеркиваем.
Ясно, Бернар выложил только часть требовавшейся суммы. Тысяча у нее была, столько же наскреб Корто, плюс пришлось залезть в долг к Полю. Даже Воробушек пять сотен отсчитал, тяжело вздохнув. С мира по евро — голому вид на жительство.
После ее ночной отлучки Денис съездил в супермаркет и привез все, что она любила: шоколадку с орехами и изюмом, крабовые палочки, плавленый сыр “La vache qui rit”, грушевый сок в бутылке, бочоночек светлого меда “Miel de Bretagne” — Маринка втыкала в твердую массу чайную ложку, проворачивала и совала за щеку: сладкой горкой — к щеке, гладкой пузатостью ложки — к зубам. В ту ночь он лег спать — протянул руку, а рядом пустое место, прохладное. Мобильный у Маринки был отключен, но где же ей остаться, как не у Марьон. Думал Воробью набрать, поинтересоваться, как проходит процесс нытья, — не стал. Образ отморозка уже сформирован, зачем портить людям приятный вечер с мытьем костей.
Маринка заявилась на другой день к вечеру: видать, Марьон не пожелала хныканье долго терпеть. Двое суток молчала, что твоя тортила, потом попросила денег, гордо: взаймы.
Два года с тех пор прошло, она на четвертом курсе отучилась и на пятый пошла — в два раза дешевле стоил; монеты за щеку она отложила. Стала рассчитывать только на себя — и больше никаких препираний, заломленных рук и ночевок на стороне. Всем хорошо.
Хотя нет, дома она частенько не ночует: работает. Оттуда идет на учебу, после может к Сенбернару зарулить: падежами его пичкать и ахинею переводить, что шлют жаждущие свалить за бугор дамцы. Домой заявляется и падает. С таким режимом за год до колумбария доходят. Зато самостоятельность, молодец. Хотел бы, чтобы она дома ночевала, но пусть строит свою жизнь, как желает.