Но помощь пришла совсем неожиданно — как в сказке! Час спустя, превозмогая боль, я подполз к краю обрыва, с которого спускалась моя злополучная тропа, глянул вниз. Вдруг у подножия горы увидел, как прыгают в воздухе русые косички-хвостики, перевязанные красными ленточками. И шла Лена не вниз, а вверх; рядом с ней, широко переставляя ноги, шагал незнакомый мне мужчина, голова его отсвечивала на солнце серебром.
Наверное, не прошло и часа, как они оказались возле меня. Из-за скалы вместе с Леной вышел высокий и худой человек, склонился надо мной и спросил:
— Это ты дал сигнал SOS?
Человек улыбнулся. Я увидел, что один из его передних зубов наполовину сломан, что у глаз этого человека много веселых морщин, что волосы на его голове коротко подстрижены, топорщатся ежиком и такие седые, что казались металлическими.
— Ясно! — сказал он озабоченно, осмотрев травму. — Наскочил на риф и получил пробоину. Придется тебя обратно в порт доставлять на буксире, хода своего нет.
Он подцепил меня длинными ручищами, как мешок закинул за спину, приказал крепко держаться за его плечи и, медленно ступая, двинулся к тропе.
Сколько времени мы спускались, не помню. Запомнилась только страшная боль в ноге, натруженное дыхание моего спасателя, восклицания озабоченной Лены, которая шла впереди и подсказывала каждый шаг:
— Осторожно, камень скользкий, осторожно — лужа, осторожно…
Иногда человек, выбившись из сил, опускал меня на землю, чтобы передохнуть. Мне было стыдно за то, что меня несут, как маленького, я ведь не пушинка. Нога дико болела, ступня, казалось, оторвана и вместо нее зияющая рана. Но я все крепче стискивал зубы, чтобы не кричать. Так и не крикнул за всю дорогу ни разу.
Когда меня дотащили до дома и опустили на ступеньки порога, седой человек сказал:
— Ты, парень, вел себя, как настоящий мужчина. Из тебя выйдет толк.
Хотя я чуть ли не корчился от боли, мой спаситель похвалил. Хорошо, что это слышала Ленка.
Ну, а теперь остается рассказать конец этой нелепой истории. Можете себе представить, что было с бабулей, когда она выскочила из дома и увидела внука, лежащим на ступеньке лестницы! После этого два дня продолжалась карусель. Возили в Феодосию к врачам, делали рентген, заливали ногу гипсом — оказался перелом. Объявили: месяц с койки не сходить!
С перебинтованной ногой я лежал на кровати, тоскливо смотрел в потолок, по которому ползали ленивые летние мухи, и, должно быть, вид мой был столь несчастным, что бабуля ни разу не сказала никаких слов, осуждающих мое полное «непослушание» и самовольство, которое привело к такому печальному концу. Моя добрая бабуля веско произнесла всего одну фразу: «Испортил себе лето».