Сама Карина с трудом помнила время, проведённое в лесу. Жар сменялся ознобом, тошнота головокружение, бред потерей сознания. Девочка не могла нормально ходить, едва добредая шагов десять до заветных кустиков, почти ползла обратно, но чаще её с полдороги просто притаскивали уже без чувств. Укусы напрочь отказывались затягиваться и требовали постоянной перевязки. Так что вскорости по бледности Корсач почти не уступала невурлокам. Люпин, хмуро качая головой, всё чаще высказывал сомнения в её выздоровлении и сохранении здравости ума. Поэтому на голоса и видения, услужливо подсовываемые голосом, девочка жаловаться гроллинам не решалась. А видения с каждым разом становились всё отчётливее и противнее, голос рассказывал странные истории, делал пророчества, объяснял строение ужасных и страшных штуковин но большую часть времени издевался и скрипел о их смерти.
Невурлок закончил кормёжку и поплёлся проверять тряпки. Несмотря на всю свою суровость, он был единственным сочувствующим, кто догадывался оставлять больную в приподнятом положении, чтоб та могла осматривать лагерь, а не стазу погружалась в сон. Карина была очень благодарна ему за эти сеансы, но стеснялась выказывать признательность. Поляна дышала солнечными лучами, утопала в танце позолоченных листьев на лёгком ветру. Тепло разливающееся по телу убаюкивало; вид гроллина, азартно машущего ногами в битве с невидимым противником, возвращал в детство, превращаясь в подобие причудливого гобелена с летающим воином. Вместе с сонливостью прокрадывался и голос.
... хорошо прыгает, - противно зашептал голос. - А если его вот так?
От ствола отслоилось странное существо громадного роста с перекошенной от ярости отвратительной мордой и здоровенными когтями. Видение было таким натуральным и потрясающим, что Каринка не до конца уснувшая вскочила на ноги. Зверь не собирался исчезать, подобно другим картинкам голоса, а подкрадывался к не замечающему его гроллину, капая слюной.
- Берегись, - завизжала не своим от страха голосом девочка, когда когтистый замахнулся.
Невурлок резко метнулся в сторону, уходя из-под удара, врезался в дерево, развернулся в неимоверном прыжке и, упершись обеими руками в грудь монстра, что-то проорал. Его глаза светились сквозь плотно закрытые веки. Противник попытался ещё раз замахнуться, но неожиданно стал раздуваться болотистыми пузырями, пухнуть и с рёвом лопнул, как переспевший арбуз, обрызгав синеватой студенистой массой всю поляну. Каринка с ужасом глянула на покрытые тёмными ошмётками руки и едва не распрощалась с обедом. От пережитого её всю трясло, но сил неожиданно прибавилось. На другом конце поляны, столь же ошарашенный стоял посиневший гроллин с кривоватой улыбкой на измазанном лице. Какое-то время оба просто глупо таращились друг на друга.