— Засор в душе! — Кеннет ухмыляется. — Подумаешь, проблема! По-твоему, я настолько беспомощный? Не в состоянии справиться с элементарной задачей, умею лишь бегать за тенями из прошлого да припирать к стенке убийц?
С моих губ слетает вздох.
— Не знаю.
Кеннет барабанит пальцами по коленям.
— У меня, можно сказать, золотые руки. Я без труда починю телевизор, поправлю прохудившуюся крышу и даже немного готовлю. Словом, в домашнем хозяйстве я незаменим.
— Рекламируешь себя?
— А что тут такого? Без рекламы о товаре вообще не будут знать.
— Это ты себя называешь товаром? — спрашиваю я, заправляя за уши волосы.
— Образно выражаясь, — тотчас находится Кеннет.
Тут неясная мысль, которая все это время не давала мне покоя, окончательно сформировывается и меня опаляет жгучая злость.
— Подожди-подожди… — Складываю руки на груди и наклоняю вперед голову. — Но ведь ты совершенно не знал меня, понятия не имел, как я выгляжу, что собой представляю и чем занимаюсь!
— Да, но… — растерянно бормочет Кеннет, однако я его перебиваю:
— Получается, когда я здесь появилась, ты взглянул на меня не как на… гм… женщину, которая пришлась тебе по вкусу, а всего лишь как на дочь Эмили, в которую был безумно влюблен твой отец, как на ту, кем ты непременно должен увлечься… — Собственные слова потрясают меня до глубины души, и хочется повернуть время вспять, чтобы отказаться от поездки и никогда не знать о существовании Кеннета О’Дина.
Он поднимает руки, желая что-то сказать, но я не даю ему такой возможности:
— Ты убедил себя в том, что их любовь не могла бесследно исчезнуть, поверил, что мы должны стать своего рода наследниками, и не учел самого важного: чтобы не постигло жестокое разочарование, надо прежде всего разглядеть и узнать того, кого выбираешь. А обросшие выдумками рассказы и юношеские мечты отставить в сторону. — Вся кипя от возмущения, я начинаю собирать с пола свою одежду и продолжаю говорить: — Не исключено, что завтра, когда рассеется дымка сказочности и я надену обыкновенные джинсы, ты увидишь меня совсем другой. Господи, как же все мерзко и глупо… А я-то, дурочка…
— Да помолчи же ты хоть минутку! — требует Кеннет.
Я замираю с лифчиком в руке.
— Иди сюда, — с ласковой требовательностью велит Кеннет, хлопая по кровати рядом с собой. — И оставь в покое свои тряпки. Еще успеешь их поднять. — Он берет у меня лифчик, с улыбкой умиления гладит пальцем бусину между чашечками и бережно откладывает вещицу на край кровати.
— Послушай, я знаю, что сейчас ты будешь все отрицать, — торопливо говорю я.
— Можно мне вставить хоть слово? — спрашивает Кеннет с обидой.