Эмили же два года скрывалась в Дублине, потом вернулась в Австралию, где какое-то время спустя познакомилась с моим отцом. Оливия приехала в родные края позднее и вскоре повстречала Дэна. Историю о Джейкобе мне, шестнадцатилетней девочке, поведала именно тетя, и то под большим нажимом. Я давно подозревала, что в биографии мамы есть нечто такое, о чем со мной она не станет беседовать под дулом пистолета, и сгорала от любопытства, поэтому и привязалась к Оливии с расспросами. Та сдалась, взяв с меня слово, что перед мамой и отцом я буду до последнего прикидываться, будто ни о чем не имею понятия.
Родители Джейкоба, само собой, чуть ли не прокляли погубившую их сына Эмили. Джейн же, его сестра, еще долгое время поддерживала отношения с Оливией, а теперь, спустя столько лет, почему-то решила пригласить ее на свадьбу дочери, и не одну, а с мужем и всем ее семейством.
Мама, услышав новость, страшно побледнела, молча покачала головой и вышла из комнаты. Оливия долго раздумывала, стоит ли вновь посетить некогда столь любимый Нью-Йорк, и, может, выкроила бы время, если бы их с Дэном не пригласили на юбилей к исполнительному директору Дэновой фирмы, куда он непременно должен пойти, желательно с женой. Юбилей послезавтра.
А я, внезапно приняв решение, попыталась всех уверить, что должна отдать дань вежливости, и, хоть мама безмолвно со мной не согласилась, в два счета собралась, взяла два выходных и теперь вот пытаюсь разглядеть в толпе веселящихся ньюйоркцев призрак несчастного Джейкоба.
Вся эта история в сотый раз проносится в моей голове за доли секунды. Лицо невесты внезапно меняется. Она поймала на себе чей-то взгляд, и из печально-задумчивой растерянной полудевочки-полуженщины вновь превращается в виновницу торжества, которой надлежит блистать и казаться счастливой. Широко улыбается, поводит плечиком, едва заметно кивает, взмахивает рукой и, чуть приподняв подол платья, идет к тому, кто на нее смотрит.
Как по-американски, отмечаю про себя я. Ослепительная улыбка, это выражение лица… У меня все отлично, я купаюсь в успехах и благополучии. А в душе тоска.
Вздыхаю, сочувствуя Норе, хоть и не знаю, на самом ли деле она грустит или просто устала, и перевожу взгляд на танцпол. Шафер расхрабрился и выделывает прямо перед шатенкой столь замысловатые па, что та покатывается со смеху. Ее спутник уже не танцует — стоит, сложив руки на груди, и криво улыбается, а сам наверняка прикидывает, не пора ли осадить наглеца.
Шафер в упор его не видит, выкидывает очередное коленце, поскальзывается на натертом воском полу и растягивается прямо перед темноволосой красавицей. Из толпы выныривает жених, музыка прерывается, некоторые из дам прижимают руки к груди. Шафер неуклюже поднимается, громко смеется и, похлопывая жениха по плечу, что-то говорит, наверное уверяет его, будто все нормально.