Шатенка хохочет, уткнувшись лицом в плечо спутника, а тот стоит в той же позе и с той же кривой улыбочкой на губах, но выражение его лица несколько иное: ну что, допрыгался? Шафер поднимает руки, кивает всем, кто на него смотрит, и подает знак музыкантам. Те продолжают играть.
Забавно, думаю я, делая глоток шампанского. Оно, пока я крутила бокал в руках, согрелось и стало противным. Отставляю бокал, упираюсь локтями в стойку и утыкаюсь подбородком в ладони.
— Интересно, дойдет ли у них до драки? — звучит за моей спиной спокойный мужской голос.
Клянусь, в эту самую секунду я влюбляюсь в американский акцент, может и в самих американцев, вообще в Штаты. Я еще не вижу подошедшего, но знаю, кто это, и по коже, черт знает почему, бегут мурашки. Что он такого сказал? По сути, ничего, а я услышала в его вопросе и нотки нежности, и желание стать друзьями, и готовность скрасить мое одиночество, и даже попытку соблазнить. Проклятье! Мне ли думать о подобных вещах? Наверное, я совсем рехнулась из-за этой истории с мамой и Джейкобом. Да-да, дело, конечно, в ней. И в моем богатом воображении.
Поворачиваю голову, стараясь казаться почти безразличной, и тут же отвожу взгляд в сторону, чтобы незнакомец не заметил, что отражается на моем лице. Он брюнет, с квадратным подбородком, на котором темнеет ямочка; ему в глаза лучше долго не смотреть, не то, кажется, сгоришь заживо.
— Думаете, все идет к мордобою? — спрашиваю я, глядя на шафера, который снова пустился в пляс, опять прямо перед носом у красавицы шатенки.
Незнакомец негромко смеется.
— Возможно, — говорит он. — Нрав у Брайана крутой.
— У Брайана? — переспрашиваю я.
Незнакомец кивает на свирепеющего ревнивца.
— Так его зовут. Брайан, Брайан Литтелл. К тому же бедняга страдает навязчивой идеей: ему кажется, что каждый второй мечтает увести у него жену.
Улыбаюсь. У моего неожиданного собеседника удивительно приятная манера вести разговор. Такое чувство, что мы два давних приятеля, и все же мне не отделаться от смущения, которое я старательно прячу, и все вспоминается то первое мгновение, когда мы только увидели друг друга.
— Брайан, бывало, лез чуть ли не с кулаками на тех, кому до его драгоценной супруги не было никакого дела, — добавляет незнакомец.
— Шаферу-то до нее явно есть дело, — отмечаю я, наблюдая танцующих и все не решаясь вновь заглянуть ему в глаза. — Он готов быть клоуном, лишь бы предмет обожания не сводил с него глаз.
Мой собеседник ухмыляется.
— Предмет обожания — слишком громко сказано. У Джима — шафера — такой заскок: ему доставляет удовольствие публично обхаживать чужих дам.