Тот изумленно поднял брови.
— Да отсюда до метро на кривой козе не доедешь.
— Ах Федя, Федя, никакая кривая коза меня не испугает. Поезжай, мил человек.
Он вошел в подъезд, обычный московский, со стенами, художественно оформленными местными пацанами, вызвал лифт, который, лязгнув по-старинному, защелкнул его в клетке. Такой же лифт грохотал в его прежнем доме, где они жили с женой и Валентиной. Да и сам дом из той же серии. Выйдя из кабины на восьмом этаже, Замиралов надавил на звонок.
— Кто там? — услышал он женский голос.
Дочь. Его дочь.
— Это отец, — глухо проговорил Замиралов.
Тишина, потом шебуршание цепочки, поворот ключа. Дверь открылась. Он обомлел. На пороге стоял... он в молодости. Если бы родился женщиной.
Она тоже смотрела на него и не верила своим глазам. Если в старости у нее вылезут волосы, она станет копией этого старика.
Ира отступила на шаг, он вошел, захлопнул за собой дверь и оказался в квартире с хорошо знакомой планировкой.
— Пятьдесят семь метров? Сорок два жилой? — Он огляделся. — На одного неплохо. Но у тебя будет лучше, дочка. У тебя все будет намного лучше.
Он прошел в гостиную. Уютно, спокойно. Небогато. Много картин и все больше пейзажи и цветы. Никаких фотографий.
— Давай знакомиться, — сказал он, желая сразу приступить к делу.
Он не собирался пускаться в объяснения, воспоминания. Зачем это сейчас?
— Знаешь, Ира, я не стану тебе ничего рассказывать. Все что было — прошло. Ты жила до сих пор без меня. Я жил без тебя. Но сейчас к общей пользе нам надо соединиться. Для дела.
— Для дела? — Ира отдернула чайник от его чашки, в которую уже собиралась налить чай.
— Да, именно. Потому что я доживаю свою жизнь.
— Но вы...
— Говори мне «ты». Ты разумная женщина, и не надо церемоний. На них тоже нет времени.
— Но вы... ты хорошо выглядишь.
— Это снаружи. У меня рак, дочка. Так что поторопимся. Знаешь, если бы меня жареный петух так сильно не клюнул, может, я и не стал бы впутываться в твою жизнь.
Ира молчала.
А Замиралов продолжал:
— У меня есть большая фирма, моя, личная. Я богат. И хочу, чтобы после меня ты занялась всем этим.
— Но... разве нет... других детей?
— Есть ты. Дочь от последней жены не в счет. Она мне чужая. По духу.
— Но...
— Меня зовут Иннокентий Петрович, я понимаю ты меня не можешь назвать отцом.
— Да, не могу. — Руки Ирины дрожали.
— У меня есть своя корысть. Я хочу, чтобы ты сохранила эту фирму. Меховой Дом Замиралова должен жить после моей смерти. А чтобы ввести тебя в дело, я велел поставить второй стол в моем кабинете, завтра ты сядешь за него. Будешь учиться, пока я жив.