Он вернулся в гостиную. Остановился перед камином, его взгляд упал на снимок в маленькой рамке. Эту фотографию отец сделал еще до отъезда Андреаса в Париж. Она была среди тех немногочисленных вещей, которые Андреасу захотелось сохранить после смерти отца. Он взял ее в руки, рассмотрел, потом взглянул в зеркало над камином. Его поразило, что он почти не изменился. Черты лица сделались резче, но само выражение осталось прежним — выражением равнодушного дружелюбия.
Андреас смотрел в это отталкивающее лицо, которое сейчас казалось ему ничуть не менее чужим, чем прежде. Когда в учительской вывешивали фотографии с вечеринок или выпускных, он часто с трудом узнавал себя и, приглядываясь, не мог вспомнить, что он чувствовал в ту минуту, когда их делали. Он помнил, как его фотографировал отец. Они вместе вышли в сад. Отец поставил Андреаса под уксусным деревом, в тени, и скромно щелкнул несколько раз. То была бессмысленная попытка удержать сына. Возможно, тогда Андреас подумал именно об этом и улыбнулся — отчасти с состраданием, отчасти с издевкой. Лишь много лет спустя он понял, насколько нежным, насколько беспомощным был отцовский порыв.
Через несколько дней Андреас уехал. Он до сих пор помнил молчаливое прощание с отцом. Была суббота, и на местном поезде ехало множество людей — кто-то в ближайшую деревню, кто-то в город, кто в кино, а кто в театр. Андреас чувствовал себя неловко, отправляясь в дальнюю дорогу с большим чемоданом. Когда состав тронулся, отец замахал рукой. Уголки его рта дрогнули. Андреас лишь на мгновение поднял руку. Ему все это было неприятно. Только потом он понял, что больше никогда не сможет вернуться в деревню. Когда спустя несколько месяцев он приехал домой на праздники, все уже переменилось. Он реже и реже бывал в деревне, а потом и вовсе перестал приезжать.
Андреас снова поставил снимок на каминную полку. У него никогда не было большого количества семейных фотографий. Те несколько штук, которые ему подарили, валялись в каком-нибудь ящике. Он задумался, почему ему пришло в голову достать именно эту, свою собственную.
Было десять вечера. Дельфина стояла на кухне и нарезала овощи. Андреас смотрел на нее. Она попросила его еще полежать, суп будет готов минут через пятнадцать.
— Зачем ты это делаешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты могла бы пойти в кино, или встретиться с друзьями, или придумать еще что-нибудь.
— А что тут такого? Если друг заболел… А в кино я вчера была.
— Суп я могу и сам сварить, — сказал Андреас. — К тому же никакие мы не друзья. Мы едва знакомы.