Потом я повернулась к Алексу, который смотрел на меня. В его глазах отражались герои, которые повторяли наши движения на экране.
«Обещай мне, что не забудешь: это всего лишь игра».
— За что? — спросила я.
Алекс только наклонил голову и прошептал, что сожалеет.
После выхода картины на экраны критики воздали Алексу хвалу за то, что он согласился на эту роль, которая превратила его в харáктерного актера, и мы уехали на наше ранчо в Колорадо. Из всех трех резиденций Алекса я больше всего любила жить здесь. Владения распростерлись более чем на сто гектаров, границами их служили голубые возвышенности Скалистых гор. Земли перерезали извивающиеся ленты чистых ручьев, настолько холодных, что у меня ноги сводило судорогой. Я знала, что Колорадо находится высоко над уровнем моря, но, как только вошла в ворота ранчо, сразу почувствовала, что мне здесь намного легче дышится.
Даже конюшни и особняк были построены не так, как в резиденции в Лос-Анджелесе. Здесь все было в испанском стиле, крыши покрыты красной черепицей, из наружных ящиков для растений на окнах свисали герани. Немногочисленная обслуга, которая ухаживала за лошадьми и домом, пока Алекс жил в Калифорнии, словно специально пряталась где-то, так что казалось, будто эта частичка рая создана только для нас с Алексом.
Когда мы впервые приехали на ранчо, Алекс принялся учить меня ездить верхом. Этим искусством он овладел несколько лет назад, когда снимался в «Отчаянном». У меня получилось, и мне понравилось.
Алекс купил для меня десятилетнюю лошадь по кличке Анни, которая оказалась норовистой кобылкой. Дважды, когда я садилась на нее, она пыталась меня сбросить. И все же ее нельзя было сравнить с лошадьми, которых предпочитал Алекс. Создавалось впечатление, что каждый раз это была новая, необъезженная лошадь, и Алекса отчасти возбуждало то, что он смог удержаться в седле.
— Давай наперегонки! — подзадоривала я, описывая на Анни сужающиеся круги и наблюдая за тем, как Алекс натягивает поводья и Конго легко переступает на месте. — Или боишься, что не сможешь его обуздать?
Я дразнила Алекса, ведь знала: если он настолько уверен в себе, что сел в седло, ему удастся подчинить лошадь своей воле. Но Конго был исполинским жеребцом, восемнадцати ладоней в холке, черным, как смоль, и не собирался покоряться Алексу.
— Думаю, это должны быть гонки с препятствиями, — усмехнулся Алекс, и Конго развернулся и пустился рысью в противоположном направлении, как будто понимал по-английски.
— Не дождешься! — сказала я и, пришпорив Анни, стрелой вылетела через ворота в долину, где ручей делал три резких поворота к небольшой могилке в тени тополей, серебристые листочки которых шелестели на ветру, как колокольчики тамбурина.