– Дайте мне лампу, – приказал Джон, и Габриэль протянул руку за маленькой плошкой с плавающим фитилем. Джон поднес ее к лицу Годфри и увидел, что оно покрыто смертельной бледностью, а на лбу выступили крупные капли холодного пота.
– Что случилось с его шеей? – спросил сержант, показывая на ярко-красную полосу опухоли, которая пересекала его шею. Она образовалась по краям небольшой раны, нанесенной Хью Феррарсом, только теперь она явно воспалилась.
Джон вновь попытался заговорить с пострадавшим, но в ответ услышал какие-то неразборчивые звуки. Конечности Годфри снова начали подергиваться, а пальцы задрожали еще сильнее.
Джон поднял глаза на Мэри, взволнованно кутавшуюся в шаль.
– Он сказал тебе что-нибудь внятное? – спросил он.
– Я смогла разобрать только слово-другое, остальное заглушили стоны и бормотание. Он сказал: «Жжет, как сильно жжет» и «отравлен».
Черные брови Джона приподнялись от удивления.
– Ты уверена, что он сказал слово «отравлен»?
– Совершенно уверена. Произнося его, он показал дрожащей рукой себе на горло.
Джон знал свою служанку как уравновешенную и достойную доверия женщину, посему безоговорочно принял ее слова к сведению.
– У него воспалилась рана на шее. Может быть, этот яд он и имел в виду. Но мы не можем оставить его здесь. – Он поднялся на ноги. – Монахи монастыря Святого Николаса придут в ужас, если я снова за такой короткий промежуток времени передам им очередного пациента или бездыханное тело.
У Габриэля родилось дельное предложение.
– Я знаю настоятеля монастыря Святого Джона, это гораздо ближе. Почему бы не перенести его туда? Там есть три брата, умеющие врачевать больных.
Сразу же за Восточными воротами приютился небольшой монастырский домик, который трудами четырех холостяков, давших обет безбрачия, получил известность как больница Святого Джона.
– Давайте отнесем его туда побыстрее, пока он еще жив, – поторопил Гвин. Он оглядел комнату и с помощью Габриэля снял с кованых петель внутреннюю дверь и положил ее рядом с серебряных дел мастером, который продолжал извиваться в судорогах. Они привлекли к делу двух зевак, подняли Фитцосберна на импровизированные носилки и быстрым шагом, свернув за угол на главную улицу, понесли в монастырь Святого Джона.
Де Вулф посоветовал оставшимся зрителям отправляться по своим делам и закрыл входную дверь.
– Ты правильно поступила, Мэри, умница моя, – сказал он. – А теперь мне лучше вернуться на этот чертов банкет, в противном случае все мои усилия помириться с Матильдой пойдут прахом.
Через несколько часов, впрочем, он вновь оказался в доме серебряных дел мастера вместе с Гвином. Торжества во дворце епископа закончились и, поскольку он отсутствовал не более четверти часа, Матильда не стала поднимать шум, особенно когда он порадовал ее сообщением об очередной драме, случившейся по соседству.