И снова уйдут корабли... (Почивалов) - страница 7

— Извините! — поспешил согласиться я. — Вы правы! Море надо уважать.


Тогда в Сочи, в день своей первой встречи с морем, я видел шторм с берега. Теперь предстояло совершить плавание уже не вдоль побережья, а выйти в открытое море. Стояла осень, и на море все чаще штормило.

Но в день выхода «Трансильвании» из Одессы погода была отличной, море покорно стелилось перед форштевнем судна ровной гладью.

Я впервые уплывал на корабле в дальний путь, за горизонт, когда уже не будет видно берегов, да еще в загранку! И на этот раз не «зайцем», у меня в кармане законный билет в отдельную каюту и паспорт СССР для выезда за границу.

Отправляюсь в плавание на судне, которое идет под флагом Румынии. Судно старое, довоенное, невеликое, размером с «Украину», но ухоженное, удобное, румынский экипаж его одет с иголочки, вежлив, предупредителен: как-никак, а трасса у «Трансильвании» — международная. Уходит судно из Констанцы в Одессу, оттуда снова в Констанцу, в Варну, потом через Босфор, Мраморное море, Дарданеллы в Эгейское, Ионическое, Адриатическое моря и завершает путь в албанском порту Дуррес. Повидаю берега Румынии, Болгарии, Турции, Греции, Албании… Даже не верится, что все это выпало на мою долю.

Пассажиров на борту «Трансильвании» десятка два, не больше. В судовом ресторане, где мы обедаем, большинство столов свободно, даже скатертями не накрыты, и пустота ресторанного зала наводит грусть. Когда-то здесь шумели праздничные вечера, под потолком блестели гирлянды разноцветных лампочек, на маленькой, заставленной теперь лишней мебелью эстрадке бойко играл джаз-оркестр.

В Констанцу мы пришли вечером, утром «Трансильвания» уходила дальше. С румынского причала на борт судна поднялся всего один пассажир. Я видел, как он шагал по ступенькам трапа. Это был мужчина лет сорока, высокий, темноволосый, легкий загар придавал его лобастому мужественному лицу особую выразительность, а светлые глаза холодновато поблескивали. Он был одет в элегантный костюм, который отлично сидел на его ладной спортивной фигуре. Вслед за ним два матроса несли два кожаных чемодана и картонную коробку, на ней фломастером был помечен адрес отправления: «Будапешт».

Он появился в ресторане только за обедом. Занял отдельный столик у окна. Меня мучило любопытство: кто он? Сперва решил, что бывший спортсмен, а сейчас тренер — фигура вполне подходящая для подобного амплуа, походка спортивная, уверенная, пружинистая. Это я установил еще на трапе.

В ресторане он поразил меня тем, как ест. Я еще никогда не видел, чтобы так красиво ели. Он ел по-мужски решительно, с аппетитом, но то не было насыщение желудка, а выглядело естественным действом, которое совершалось четко, спокойно, с достоинством и элегантно. Все движения его рук, вооруженных вилкой и ножом, казалось, продуманы до деталей, ни одного лишнего жеста, даже труд жующих челюстей был вроде бы светски вымерен. Наблюдая за венгром, я подумал, что он держится за столом, как вышколенный аристократ. А может быть, таковой и есть? Какой-нибудь бывший венгерский барон, покидающий свою родину, ставшую столь неподходящей для баронов. Из Албании может переправиться в Италию — она недалеко, за морем. Там аристократов еще полно.