— Разрешение, — ответил рассеянно Джеймс.
— Которое вы должны были получить на границе.
— О да!
Барышня бросила профессиональный взгляд на поданный ей листок и подколола его к розовому формуляру.
— Двойной номер двадцать семь! — пропела она, не поднимая глаз от бумаг.
Санитары подняли носилки, и Джеймс с Элин направились вслед за ними к лифту.
Лифт опустился на первый этаж, решетчатая дверь с легким щелчком отворилась, и пятеро человек исчезли в клетке.
— Не лучше ли было заказать нам двоим номер в другой гостинице? — немного ворчливо выразила свои сомнения Элин.
— Да, но это бы нам обошлось вдвое дороже, и мы бы тогда вообще не смогли видеться с отцом или пришлось бы к нему постоянно ездить, — ответил Джеймс, роясь в чемодане.
В дверь постучали. Элин, снимавшая туфли, выпрямилась, откинула волосы с лица и отворила. Вошли трое мужчин.
— Медицинский контроль, — представились они. — Могу я взглянуть на заключение вашего врача? — спросил старший.
— Бумагу от Смитсона, — сказала Элин Джеймсу. Он порылся в чемодане, вытащил пластиковый пакет и передал его троим мужчинам. Они достали из пакета листок с машинописным текстом и принялись читать. Один из них покусывал при этом нижнюю губу, другие были как восковые куклы. Когда они закончили, старший вынул из кармана шариковую ручку и приписал внизу несколько строк. Затем все трое подписались, после чего настала очередь Джеймса.
— Подпишите здесь, — сказал старший, — и мадам тоже.
На причалах автомобильных паромов в Остенде, Кале, Зеебрюгге, Хук-ван-Холланде и Флиссингене[16] становилось все оживленнее. Весной, как всегда, и осенью в Бенилюкс прибывало больше всего пассажиров. У пограничных пунктов дорожная полиция наблюдала с вертолетов за движением, докладывала об образовании пробок, для ликвидации которых часть машин тут же направляли в объезд. Джеймс, Элин и больной отец прибыли перед самым разгаром сезона. Джеймс был доволен, что смог за все рассчитаться заранее.
Они сидели у стойки бара и пили виски, на душе было неспокойно.
— Лишь бы с ним все было в порядке, — произнесла Элин. Она коротко, нервно затянулась сигаретой, стряхнула пепел. Огляделась вокруг. За столиками сидели старички. Они были неестественно возбуждены и весело болтали. Джеймс крутил стакан, вперясь в коричневую жидкость.
— Я все-таки лучше пойду к нему, — сказал он.
— Что тебе там делать? — спросила она твердым, немного раздраженным тоном. — Ему сделали укол, и сейчас он спит. Голландский воздух будет ему полезен. Завтра снова придут доктора.
Они замолчали и, обернувшись, увидели старика, танцующего в одиночестве посредине зала. Глаза его блестели, он без стеснения разглядывал поочередно Элин и барменшу. Его семейство наблюдало за ним, смущенно и нежно улыбаясь; кое-кто украдкой вытирал слезы и сморкался. Наконец кто-то из другой компании подозвал барменшу и обменялся с ней несколькими словами, после чего она подошла к танцующему старику и что-то прошептала ему на ухо. Тот кивнул, подмигнул своим, сидевшим на кожаной банкетке у стены, взял барменшу под руку и скрылся за дверью. Через несколько минут она вернулась и снова принялась за работу. Какие-то старики у бара прихлебывали свое питье и, поставив дрожащей рукой стакан, снова таращились на опустевшую площадку для танцев.