Бал был бел (Лукин) - страница 27

На первую страницу
когда король смакует оленину,
когда кругом такая даль и ширь!..»
Он так решил. Я тоже так решил.
Потом прошли не годы, а века.
Где лес шумел — там плещется река.
А в целом ничего не изменилось:
строга закона старая строка.
И браконьер пиратствует в ночи.
В него ракеты садят скурмачи[25].
А он, родимый, скорчась за мотором,
«казанку» молит: «Падла, проскочи!»
Строга статья закона и стара.
Ему внушает радио с утра,
что по вине таких вот браконьеров
не станет скоро в Волге осетра.
Он думает: «Конечно, это да…
Останется в реке одна вода…
И что печальней может быть на свете
решения народного суда!..
Но как смотреть на голую витрину,
когда обком смакует осетрину,
когда кругом такая даль и ширь!..»
Он так решил. Я тоже так решил.
1980

Песенка впотьмах

(наивная-наивная)

На ГЭС забастовка, полгорода тонет в ночи,
большие турбины вращает вода вхолостую.
Бастуют таксисты. Бастуют зубные врачи.
И только обком никогда-никогда не бастует.
Не пряча обреза, проспектом идет рэкетир,
поскольку менты отказались работать вчистую.
У рынка бастует последний бесплатный сортир.
И только обком никогда-никогда не бастует.
А я, многогрешный, признаться, мечтаю об том,
что как-нибудь утром прочту на воротах листовку:
«Ребята! Свершилось! Бастует родимый обком!»
И все остальные немедля прервут забастовку.
Мы выправим рубль и наладим красивую жизнь,
а если обком осчастливит ещё месячишком,
мы даже построим ему небольшой коммунизм,
посадим туда и показывать будем детишкам.
1990

«Я волнуюсь, читая стихи…»

Василию Макееву[26]

Я волнуюсь, читая стихи:
не слова, а прозрачные слёзы!
Все твердят, что пришли от сохи,
что вчера ещё слезли с берёзы.
О родной вспоминают стезе,
где зады поросли лопухами.
Так и видят себя в картузе
и в рубахе с шестью петухами.
И живут, разрывая сердца
под трамвайно-троллейбусный грохот.
Эх, найти бы того подлеца,
что насильно отправил их в город!
Я найду его. Зол и речист,
я прорвусь через сто кабинетов.
Я в лицо ему брошу: «Садист!
Ты за что же так мучишь поэтов?
Ты же слышишь, как стонет стило!
Здесь их жизнь и больна, и кабальна!
Отпусти ты их с миром в село.
Посади ты их там на комбайны…»
1983

На дачах

Утро. За ночь став лохматее,
выхожу дышать простором.
До рассвета Волга (мать её!)
тарахтела рыбнадзором.
Дачи. Рощи. Степи русские.
И пустые поллитровки.
Сохнут розовые трусики
на капроновой верёвке.
Дунет ветер — затрещат они.
Вот рванулись что есть силы —
и забор, вконец расшатанный,
за собою потащили.
Но прищепка жёсткой чавкою
держит трусики из принципа.
Не лететь им вольной чайкою
над просторами искристыми.
Мысль: судьба у всех почётная.
Следующая страница