– Sciocchezze! – пренебрежительно сказала Тереза, что означало не что иное, как «глупости».
– Почему в день рождения, когда все это случилось, ты не осталась на пару минут с Эди, когда мне нужно было подойти к телефону? Неужели дурацкая грибная запеканка была для тебя важнее, чем внук?
– Ты что, хочешь сказать, что это я виновата?
– Я спросила, почему ты на пару минут не осталась с Эди и не присмотрела за ним, черт возьми! Ты сама позвала меня к телефону, ты знала, что я не смогу проследить за ним!
– Мне и в голову не пришло, что ты будешь болтать по телефону так долго!
– Это было всего лишь пару минут!
– Почему ты не перезвонила позже? Ты же знала, что я занята!
– Значит, тебе говняная запеканка была важнее, чем твой внук?
– А тебе телефонный разговор был важнее, чем твой сын?
– Что ты только за человек, Тереза!
– А что ты только за мать, Сара!
– Я тебе этого никогда не прощу! – заявила Сара.
– Я буду молиться за тебя, – снисходительно ответила Тереза, вышла из комнаты и громко захлопнула за собой дверь.
Хотя Тереза старалась отходить ко сну в мире с собой, окружающим миром и прежде всего с Энцо, который спал рядом с ней, в этот вечер она не смогла удержаться от того, чтобы не упрекнуть его. Слова Сары, что лучше бы она вместо грибной запеканки проследила за Эди, грызли ее душу, и у Терезы было такое чувство, что она лучше будет спать, если найдет следующего виноватого.
– Даже не могу сказать, сколько мы с тобой об этом говорили и сколько раз я просила тебя засыпать эту лужу! Ты десять раз обещал мне это сделать. И что? Да ничего! Если бы ты послушался меня, Эди был бы здоров.
Тереза в ночной рубашке сидела на краю крепкой дубовой кровати, на которой спали еще ее родители. За кроватью висело аляповатое изображение Святой Девы Марии с ребенком, Иисусом Христосом, на руках. У обоих были сияющие сердца в груди и тяжелые золотые нимбы святых. Тереза энергично смазывала кремом свои сухие локти, покрытые толстой коркой, напоминающей кожу рептилии.
Энцо, который лежал на спине, пытаясь заснуть, открыл глаза, но увидел только круглую спину жены, крепкую и согнутую, словно она последние двадцать лет изо дня в день таскала на себе вязанки дров. Длинные седые волосы, которые днем были заплетены в косу или собраны на затылке в пучок, неаккуратными прядями падали ей на плечи.
«Ведьма, – подумал он, – старая злобная ведьма».
– Почему ты не отвечаешь? – никак не могла успокоиться Тереза.
– Что я должен сказать? Животные пьют из этой лужи, поэтому я ее и не трогал.
Тереза рассмеялась коротким сухим смехом.