Его семья продавала правительству ингредиенты для изготовления яичного порошка и сухого молока. Я любил подкалывать его насчёт того, что он продаёт то дерьмо, которое мы едим в столовой. Ему это не нравилось, и он пытался меня игнорировать. Бедняга Джилберт, его заморская командировка означала, что он обречён на год косоглазия. Перед отправкой во Вьетнам армия выдала ему новую пару армейских очков. К сожалению, в рецепт вкралась ошибка, а он не успел исправить её до отправки за океан. Вроде бы в Штатах были рождественские каникулы, и окулист с военной базы уехал в отпуск. Очки, впрочем, были бесплатные. Джилберт был необычайно косоглаз, что могло озадачить того, кто его не знал. Когда он первый раз на меня посмотрел, его лицо так исказилось, что, казалось, либо у него приступ, либо он собирается на меня наброситься.
После знакомства я навёл порядок в своей тумбочке, потом разыскал пару гвоздей и вколотил их в стену, чтобы получилась подставка для винтовки. Мне показалось странным, что никто кроме меня этого не сделал. Винтовки либо прислонялись к чему-нибудь, либо валялись на полу.
Помещение было унылым. Не было ни картинок, ни фотографий из дома. У нескольких человек висели дембельские календари. Все знали свою дату отправки домой. Ровно год со дня прибытия во Вьетнам. Календари представляли собой размноженные на мимеографе изображения голой, хорошо сложенной женщины, разделённой на 365 пронумерованных кусочков. Каждый день вы закрашивали один из них ручкой или цветным карандашом. На большинстве календарей соски означали два и три дня до отъезда. Не надо пояснять, где находилось число 1.
Чуть попозже я вышел покурить. Мои запасы «Винстона» из дома давно закончились, и я опустился до курения всего, что имелось в продаже в военном магазине. Сигареты с фильтром расходились быстро, так что я дымил «Лаки Страйком». Вчерашний «Кэмел» на вкус был, как кусок коры с дерева, но я всё равно его курил.
Болтаясь по округе, я наткнулся на большую палатку метрах в пятидесяти от нашего барака. Внутри все койки пустовали, кроме одной. Её занимал изголодавшийся по общению парень из Нью-Йорка с сильным бруклинским акцентом. Его руки были по плечи в бинтах. Он со стоном встал, чтобы поприветствовать меня и пояснил, что его взвод, миномётный, ушёл на какое-то задание, а ему разрешили остаться, потому что его раны ещё болят. Он недавно получил несколько неглубоких осколочных ранений во время миномётного обстрела. Он показал мне полароидные снимки из больницы и указал на красные пятна на бинтах. Теперь кровь выглядела, как засохшая коричневая грязь. На полу возле его койки валялось несколько миномётных мин. Поняв по выражению моего лица, что я новичок и не привык к таким вещам, он пнул одну из них ботинком, так, что мина прокатилась через всё помещение и со стуком врезалась в тумбочку.