Выступили еще двое мальчишек. Потом я.
Я сказал, что картина ясная. Игнат хотел поскорее найти своего дядю. С этим надо считаться. Можно его на первый раз простить.
— Но ты это все учти, — сказал я. — Ты наш друг, но художеств мы не допустим. Порядок для всех один. Ты согласен со мной, Игнат, или нет?
Легко признают собственные ошибки лишь пустозвоны. А люди, которых занесло по ошибке не в ту сторону, переживают неудачу больно и трудно. Игнат наклонил голову. Мы поняли, что это крепче слова. Мы ему поверили и простили.
— Ну, хватит про это, — сказал я. — Теперь про дневники. Писать надо каждый день. Устал или нет, все равно — бери ручку и пиши. Теперь мы все юнкоры и все журналисты. Понятно, ребята?
Ответили мне хором. Все были согласны. Ребята полезли в рюкзаки за тетрадками. Заскрипели перья, загадочно зашелестели листки тетрадок. Не успокоился только низенький, рыжий, как подсолнух, мальчишка с длинной серьезной фамилией Алибекниязходжа-заде. Он был у нас в отряде самый маленький, самый задиристый и, кажется, самый трусливый. Алибекниязходжа-заде подсаживался то к одному, то к другому мальчишке и, опасливо поглядывая на Игната, говорил:
— Он думает, что он лучше всех, да? Он лопух, да? Как пойду, как дам ему по башке! Ты понял, да?
Я уже немного знал Алибекниязходжа-заде и поэтому радикальных мер не принимал. Башке Игната пока ничего серьезного не угрожало.
Ребята не успели изложить свои впечатления в дневниках. Только они расписались, появился почтальон с толстой дерматиновой сумкой на груди. Он остановился возле чайханы и помахал над головой телеграммой.
— А ну, кончай базар! Кто тут начальник похода Нечаев? Выходи!
Я бросил тетрадку и помчался к почтальону.
— Я Нечаев. Что случилось? Где телеграмма?
Почтальон недоверчиво посмотрел на меня и кратко, по-милицейски сказал:
— Документы!
Он долго изучал мое удостоверение. Склонив голову, как скворец, поглядывал краем глаза сначала на фотокарточку, потом на меня. Видимо, в его представлении начальник похода должен был выглядеть несколько иначе… Но все-таки почтальон убедился, что я — это я. Он отдал мне телеграмму, козырнул и смущенно сказал:
— До свиданья, товарищ Нечаев.
Дрожащими пальцами я развернул телеграмму и прочел:
«СРОЧНО СООБЩИТЕ СОСТОЯНИЕ ЗДОРОВЬЯ АЛИБЕКНИЯЗХОДЖА-ЗАДЕ ТЧК ВОЛНУЮСЬ ОТВЕТ ПЯТЬ СЛОВ ОПЛАЧЕН МАМА».
Тьфу, чтоб ты сгорел!
Я подозвал рыжего Подсолнуха, вручил ему телеграмму и строго сказал:
— Иди на почту и дай ответ.
— Мне самому писать, да? Что писать?
Я скользнул взглядом по лицам ребят, обступивших меня со всех сторон, и сказал: