Они и сработали.
Через пару-тройку минут ожидания нутро утеса, на котором они лежали, сотряс мощный взрыв, и побледневший командир ОСНАЗа жестами погнал вниз еще одну группу.
Шор нервно закурил.
– Вы правы, – за одну затяжку высасывая половинку дорогого полковничьего «Дюшеса», сказал Шор. – Это не бандиты. Бандитам жить надо, а за такое мы всю их сетку, включая контрабандную, до гланд вытрясем. Низкий сорт, нечистая работа. Либо любители, решившие легкую деньгу срубить, либо и вправду политика. И я даже не знаю, что хуже…
Ворчаков согласно поморщился.
Дилетант, как известно, страшен своей непредсказуемостью.
Особенно если вдруг запаникует…
Через несколько минут вторая группа вернулась, волоча живых, но наглухо контуженных следопытов.
Молоденький поручик рванул с докладом к командиру, но тут уж и сам Ворчаков рявкнул, не хуже той самой гранаты, подзывая обоих к себе: времени на повторные доклады ситуация не предусматривала.
Командир ОСНАЗа это тоже понял.
– Растяжка, – коротко кинул руку к берету диверсант. – Очень хитрая, я бы и сам вряд ли заметил. Поставлена так, что никто как следует не пострадал. Там камень хитрый, его не тронуть фактически невозможно. Кто ж за поворот коридора просто так сразу побежит, толком не осмотревшись?! А тронешь – сразу ба-бах. Если бы хотели кого убить – ближе бы заряд закрепили, мы бы сейчас наших парней скребком в пакетики собирали. А так – только оглушило, да одному щеку осколками посекло. Ерунда, короче. Даже не царапина. Думаю – намеренно. Я бы и сам так поставил, если б хотел избежать ненужных жертв. Ставил профессионал, знающий толк в минно-взрывном деле. Или человек местный, знающий тут каждый камень. А скорее всего и то и другое: правильно рассчитать силу заряда не каждый местный умеет.
Шор с Ворчаковым переглянулись.
Версия «дилетант» отпадала.
Зато в полный рост возвращалась гипотеза о грамотных одесских бандюганах.
Как вы изволили выразиться, Осип Беньяминович, правила игры?!
Можно сказать, соблюдают, суки.
Никита снял пропитанную потом фуражку, вытер вспотевший лоб носовым платком с заботливо вышитыми в уголке родовыми вензелями.
– А что, Осип Беньяминович, есть ли в вашем городе ресторация, которую бы вы без страха могли рекомендовать усталому путнику? А то жрать хочется, будто неделю не кормили. Да еще и сыр этот, от Лаврентия, вообще чувства сытости не доставляет. Одну исключительную жажду…
Шор неожиданно расхохотался.
– Знаете, Никита, – говорит, товарищески приобнимая его аристократически утонченной еврейской лапищей, – вы мне напомнили диалог между вашим любимым Вождем и Учителем, а тогда еще новопредставленным штабс-капитаном Валькой Катаевым и моим покойным батюшкой, купцом 2-й гильдии Беньямином Шором, сразу после того как деникинцы выбили краснюков из Одессы. Валька тогда служил на легком бронепоезде «Новороссия» у фон Паулина, добровольцем, естественно. Других Деникин не брал. И вот, представьте, вламывается: загорелый, чертяка, фуражка набекрень. Порохом орудийным пропах. А в руках букет сирени и корзина с полудюжиной шампанского. Трофей. Собственно, он не к нам с отцом вломился, а к брату моему покойному, дружили они, вместе стишки кропали. Был такой поэт Фиолетов…