Вначале совесть успокаивал.
Никита – уже привык.
Работа такая.
На ней совесть – вещь неподобающая и с точки зрения строевого устава непозволительная.
Это Вождь может позволить себе рефлексию и ледяную водку стаканами.
Начальник Четвертого главного управления Имперской безопасности – нет, не может.
Катаев допил очередной «дозняк», небрежно закусив лафитник тонкой полоской заботливо спрыснутого лимоном балыка из местного, московского осетра: южных, астраханских Канцлер не любил, считал слишком жирными.
Не торопясь набил крепким светлым абхазским табаком свою знаменитую, насквозь прокуренную трубку.
Прокашлялся.
Открыл маленькую серебряную табакерку, и, погрузив в содержимое длинный, специально для этих целей выращенный ноготь мизинца, по-фронтовому решительно заправил обе ноздри кокаином.
Фыркнул, вскидываясь.
Никита тут же прекратил созерцание медленно тающих легких июньских облаков в пронзительно-голубом, непривычном для питерского человека небе, и повернулся к Вождю, напрягаясь в привычном ожидании.
Вот.
Сейчас.
Сейчас будет.
Катаев снова прокашлялся.
– Поедешь в Переделкино. На дачу к Четвертому объекту. К Деду. С собой возьмешь свиту из лучших диверсантов ОСНАЗа, которым доверяешь лично. Предлог понятен. Завтра парад, обеспечивать безопасность его участников – твоя работа. Поговоришь, пообщаешься. Сделаешь вид, что что-то вынюхиваешь. На самом деле просто подготовишь «подходы» и продумаешь возможность ликвидации. В течение ближайших двух недель после завтрашнего праздника Старик должен быть мертв, и причины его безвременного ухода из нашего не самого лучшего из миров должны быть естественны. Тебе все понятно?!
Катаев коротко побарабанил по столешнице.
Выпустил клуб горького дыма из хорошо прокуренной трубки.
Еще немного подумал.
Ворчаков – просто молчал.
Ждал.
Торопить Вождя, обыкновенно весьма демократичного в общении с ближайшими помощниками, в такие моменты не следовало.
Валентин Петрович очень не любил тех, кого называл торопыгами.
А те, кого Вождь не любил, обычно плохо заканчивали.
– Смерть должна выглядеть максимально естественной. Максимально! Сердечный приступ. Пищевое отравление. Самоубийственная пуля в висок. Ты меня понимаешь?!
Никита коротко кивнул.
Что тут непонятного?!
Сделаем.
Сначала придумаем, а потом, помолясь, – исполним.
Нам не привыкать…
Катаев снова побарабанил пальцами:
– После этого, до Олимпиады, решишь вопрос и с Лаврентием. Он тоже больше не нужен. Вы с Розенбергом правы: церковники забрали слишком много власти, а жиды в последнее время слишком легко крестятся по православному обряду. На место Берии будет назначен сам Розенберг. У нас слишком мало времени, чтобы работать и дальше по «мягкому варианту»: германские большевики стремительно вооружаются, большая война неизбежна, а еврейство – готовая пятая колонна. Зачистишь всех!