— Присаживайтесь, берите по одному билету. Волноваться не нужно, — с неожиданной мягкостью сказала председательша. — Подсказывать можно, даже желательно, но только вам двоим. Остальных в случае нарушений удалю.
Почему-то дама посмотрела только на Павла Звонарева, который пожал плечами и обиженно воззрился в окно. Точно заправский фокусник, дама вытащила из-под полы кителя колоду карточек и ловко раздала по пять листов — синие рубашки Гоше, желтые — Нюше.
— Открывать только по моему сигналу. — Она подняла над головой медный колокольчик. — Отвечать не задумываясь, слов не подбирать. Кто первый? Вы, сударь? Хорошо, пусть будет невеста. Переверните карточку и прочтите вслух.
Ануш вытянула самую нижнюю карточку, поднесла к лицу и громко прочитала: «Нарисуйте картину вашей семьи через пятьдесят лет». И тут же продолжила, точно эта картина сразу была у ней перед глазами:
— Так. Зима. Новый год. Елка, фонарики. Все дети и внуки в сборе. Внуки бесятся, дети шикают на внуков, я шикаю на детей, внуки шикают на меня… Мы рассаживаемся, нас фотографируют. Гоши нет. «Где дедушка?» — спрашивают внуки. «Ума не приложу», — отвечаю скрипучим голосом, а сама клюшкой в окно сигналю.
— Клюшкой? — удивился Хронов. — Ты хоккеистка на пенсии?
— Ну, палочкой. Костылем. Тут в дверь звонят, и входит дедушка. Дед Мороз… Он передвигается такими резкими зигзагами, подскакивает к внукам и берет самую маленькую на руки. Говорит: «Ну что, деточка, знаешь, кто я?» А она отвечает: «Ты человек-паук».
— Прекрасно, — торжественно провозгласила дама-председатель. — Остается дождаться и проверить, как будет на самом деле. Теперь вы, господин Хронов.
Хронов потянул первый попавшийся билет и прочитал:
— «Перечислить три любимые слабости невесты». Ну нет, я отказываюсь. Зачем это? Слабости — у меня как раз.
Стемнин тайком поглядел на часы.
— Гоша! Конечно, у меня куча слабостей. Ну вспомни! — заволновалась Ануш.
— Я не замечал. Ну хорошо, хорошо. Сейчас. Мне нравится, как ты разговариваешь с комнатными растениями. Ты не до конца уверена, что они тебя слышат и понимают, зато точно знаешь, что я-то тебя слышу. В то же время, вдруг… ну, мало ли… Поэтому ты что-то бормочешь в листочки и очень стесняешься, даже не меня, а вообще.
— Цветы все понимают. Получше некоторых, Георгий. Кстати, это разве слабость?
— Любимая слабость. А любимая слабость — это практически достоинство. Потом еще я люблю, когда ты оказываешься рядом с кондитерской витриной и смотришь на выпечку. В Париже, помнишь?
— Прекрати! Так нельзя! Это запрещенный прием! — Глаза Ануш сияли.