— Энн… Анна?
— Может, перестанете придуриваться и играть?
Она подошла к двери и с силой ее захлопнула.
— Знаете, я не совсем понимаю…
— Он не совсем понимает! А я совсем не понимаю. — Она говорила звонко, прокалывая его прямым холодным взглядом, от которого невозможно было оторваться. — Как вы могли так поступить? Так нужны были деньги? Ты ведь образованный человек, интеллигентный, да? Ну куда тебя понесло? Чего тебе приспичило? Или ты из этих: «Ничего личного, просто работа?» Как палач или проститутка?
— Послушайте, Аня, вы уже столько черной краски на меня извели, а я, ей-богу, ума не приложу, чего вы от меня хотите?
— Какая еще Аня? Еще и Аня была? Сколько девушек вы заморочили? — Она все время переходила с «вы» на «ты» и обратно. — Мама не учила вас, что обманывать нехорошо? Почему вы решили, что можно играть чувствами совершенно постороннего человека, который к тому же ничем перед вами не провинился?
Чем больше разгорались гневом голос и лицо девушки, тем труднее было возражать и сопротивляться. Наверное, ее истинная, глубинная красота являла полную силу в минуты печали и недовольства.
— …Где только таких умельцев учат! И слова-то он подобрал, и Франка вспомнил. Франка! Веденцов и Франк, надо же. Ха-ха-ха!
Ужас и стыд объяли бывшего преподавателя, который при упоминании Франка начал наконец постигать смысл случившегося. Вся картина его жизни последних месяцев прямо сейчас со звоном обрушивалась на него.
«Так это не Варя!» — кричали осколки. Ну конечно! В квартете ведь две скрипачки, имени он тогда не знал и сам назначил Веденцову возлюбленную — то ли потому, что Варя казалась ярче, то ли потому, что повела себя неприступно, кто теперь разберет почему. Так и не нашлось подходящего момента, чтобы поговорить про письма: Стемнин рассудил, что для них обоих это неловкая тема.
Теперь-то он вспомнил, с каким сердитым и расстроенным лицом ворвалась тогда, в день открытия «Почты», сегодняшняя посетительница, как она два дня назад разглядывала его через улицу. Но каким образом ей удалось раскрыть секрет Веденцова? Как тот выдал себя и зачем рассказал про Стемнина? Тут новая тревога пробилась сквозь этот обвал мыслей: а вдруг не рассказал? Вдруг девушка действует наугад, так что сейчас он выдаст и себя, и Валентина?
— Послушайте, могу я вас спросить. — Голос Стемнина задрожал. — Конечно, сейчас я кажусь вам чудовищем и не заслуживаю снисхождения, но… Как ваше имя?
— N. Номер. Вы сами должны знать какой. Сколько там было до меня и после ань, свет, люд… — В глазах у девушки стояли слезы, потом на щеке блеснула влажная дорожка, но выражение лица, достигшего совершенства красоты именно в этот момент, не изменилось. — Надеюсь, когда-нибудь до вас дойдет, как ужасно вы поступили. Видеть вас не хочу. Прощайте!