— Расставание, Максим Александрович, — тончайшее из искусств. К расставанию надо готовиться втрое, вдесятеро внимательней, чем к свиданию. Через годы мы несем послевкусие завершающей, не только первой встречи. И если последняя встреча не заладится, если на ней пара превратится в заклятых врагов, их первое свидание будет уже не важно. Проваленное расставание перечеркивает всю историю, шлепается на лист позорной кляксой. Расставшимся больше не хочется слышать друг о друге, разве что топтаться на костях. Другое дело, если расставание — часть истории любви. Может, кому-то покажется парадоксом, даже, извините, словоблудием, но именно доброе расставание способно сохранить любовь. И через какое-то время… Кто знает, кто знает!
Томас Робертович мечтательно возвел глаза к потолку, украшенному лепными купидонами, которые белыми пчелами вились вокруг гипсовых цветов. Нет, решительно не походил глава Департамента разлук на похоронного агента, который собирается сдержанно и пристойно проводить любовь в мир иной. Томас Баркин напоминал восточного мага-сибарита, который упражняется в колдовстве, чтобы скоротать время. Максим Александрович кашлянул деликатным басом.
— Понимаю. Разумеется, именно потому мне и рекомендовали обратиться к вам. Причем у нас тот случай, когда надо четко определить, что значит «расставаться друзьями». Известное выражение, но один черт знает, что оно значит.
Баркин закивал, но не заискивающе, а так, словно каждый кивок доставлял ему физическое наслаждение:
— Обычно это «расстаться друзьями» означает, что супруги не грызутся в суде за полдома в Малаховке, не делают откровенных подлостей, не пытаются настроить детей друг против друга. То есть…
— То есть в нашем случае это значит «не превратиться в откровенных врагов».
— В точку. Ни о какой дружбе и речи нет. Не говоря уж о любви. Какая любовь? Была бы любовь, не стали бы и разбегаться, так?
Максим и Галина Поляковы поженились рано, на втором курсе. Теперь их сыну было двадцать три и он совершенно не зависел от родителей. Дисциплинированно звонил по выходным, появлялся раз в месяц и учащение встреч считал фактором отчуждения. Скорее всего, эту осторожную отстраненность сын унаследовал от отца.
Супруги не сразу поняли, что чувства истончились, стерлись до дыр — благодушие привычного уклада скрадывало это измельчение годами. Забота и благодарность долгое время замещали влечение. Только минувшим июлем на даче сорокатрехлетний Максим поймал себя на том, что из всего букета летних звуков слышит лишь глотки жены за едой, старается деликатно не смотреть на ее тонкие губы, на бледный пробор в волосах. Вскоре он понял, что и Галя бессознательно избегает прикасаться к нему, целует только на ночь, даже не донося символического чмока до щеки.