— Простите, Есения, я не посылал никакого письма. Тут какая-то ошибка, — сказал наконец Илюша.
— Да ладно, — отвечала она весело.
— Мне даже неизвестен ваш адрес.
— Интересное кино. А кто же это?
— Да откуда я знаю! Я просто пишу письма для людей, мне не нужно никаких романов, понимаете? Ни в купальниках, ни без купальников!
— Ну-ну-ну, зачем так нервничать? Ты увидишь меня и поймешь, что я тебе была нужна. Что ты ждал только меня. Всю жизнь! — из трубки повеяло придыханием романса, женщина прижимала бывшего преподавателя к стенке своим голосом, словно пышным бюстом.
— Простите, у меня… у меня… у меня сейчас кое-что выкипит, — взвизгнул Стемнин и бросил трубку.
С Петром Назаровичем договорились встретиться в восемь. Стемнин перечитал черновик письма и исправил концовку. Получилось короче, словно речь обрывалась силой чувств.
На «Кропоткинской» сумрачно и пусто. На этой станции метро никогда не бывает много народу. И ни одного эскалатора. Когда Стемнин был маленький, он считал, что метро без эскалаторов — обман и подделка. Примерно с тем же недоверием он относился к открытым участкам, где поезд выбегал из-под земли и ехал как обычная электричка или даже трамвай.
Если ты метро — держись под землей. В детстве Стемнин думал, что на такой глубине обязательно должны быть всякие драгоценные минералы. Поездка рядом с инкрустированными в толщу горных пород разноцветными кристаллами завораживала. Кроме того, на поверхности поезд никогда не грохотал с огромной скоростью, как в тоннеле, а просто неторопливо бежал, это тоже было неправильно.
Петр Назарович опаздывал. Но Стемнин не волновался. За таким письмом нельзя не приехать. Наконец тот вышел из вагона, красный, недовольный. Поднявшись наверх, они пошли по Гоголевскому бульвару. На вопрос о том, как дела, Петр отмахнулся.
Увидев пустую скамейку, Стемнин предложил остановиться и сесть.
— Не спросил, сколько буду должен, — сухо сообщил Петр.
— Э… Сто рублей за собеседование. И триста за письмо.
— Что еще за собеседование?
— Собеседование — это то, что было в прошлый раз, — отвечал Стемнин, чувствуя, что лицо его пылает.
— О как! — произнес Петр Назарович не без яда. Он достал из внутреннего кармана потертый бумажник.
— Петр Назарович! Это вовсе не к спеху… не горит. Потом можно.
— Да чего «потом»! Ведь уже насобеседовались вроде.
Видимо, заказчик боялся, что деньги начисляются за разговор поминутно. Петр Назарович перелистал содержимое бумажника и протянул сотенную бумажку. Стемнин вынул из папки три листочка с текстом письма. Нацепив тяжелые очки, Петр Назарович впился в строки хищным взглядом. Читая, он шевелил губами. Показалось ли Стемнину, что на долю мгновения лицо читавшего посветлело и смягчилось? Петр Назарович оторвался от письма, глянул на оробевшего в ожидании Стемнина и, не произнеся ни слова, снова окунулся в чтение. Лицо его посуровело.