Последние слова он прокричал, и, если бы не Ниагара аплодисментов, страшно прозвучал бы этот крик. Снова вспыхнул яркий свет.
«Если сейчас она видит его, то может влюбиться… Лучи прожекторов, рубашка, речь в стиле моих писем. Она ведь уверена, что я — это он. Тут столько знаменитостей, даже зарубежные звезды, пускай и погасшие. Но главный-то — он. Держится хорошо. Такой распетушившийся лев. Что я могу противопоставить такой мощи? Этой власти? Рубашке Сомневаюсь, что весь мой летний костюмчик сможет перевесить хотя бы этот отглаженный воротничок».
Как только стихли аплодисменты, в левом дальнем углу заискрилась золотая рябь арфы. Официанты в одинаковых кудрявых париках и с нашитыми на сюртучки крылышками отделились от стен и принялись порхать над гостями, подливая напитки, подкладывая салаты и паштеты, поднося омаров, балык и корзиночки с желтой ананасной земляникой.
Рядом со Стемниным оказалась эстрадная дива (большезубая улыбка, шапочка светлых тяжелых волос), которая щебетала по-английски со своим пожилым другом. Спутник вежливо и недоуменно оглядывался по сторонам и, встретившись глазами со Стемниным, широко улыбнулся и приподнял фужер. Очевидно, улыбка была его способом отделываться от непонятного.
Помня историю с новосельем, Стемнин ничего не ел. Пил нарзан.
Опять погас свет. На сей раз гремел тост министра культуры, провещавшего о плохой демографической ситуации и о том, что купидоны должны выстрелить в нужном для страны направлении.
На минуту перестав тревожиться, Стемнин лихорадочно пытался развеселить себя. Да, Валентин прекрасен. Но он вот, как на ладони, его можно видеть. А Илья Константинович незрим и потому еще неизвестно, каким может оказаться — теоретически. Знает ли она, что автор письма — не Веденцов? Стемнин опять завертел головой, ища глазами красивую загадочную девушку. Девушек было не так уж мало. В открытых вечерних платьях, в невесомых блузках, девушки, краснеющие от смеха, подносящие к губам фужеры, глядящиеся в зеркальце. В основном они были при кавалерах. Та должна была стоять одна-одинешенька или с подругами. Были здесь и такие. Валентин обходил столы. Может, эта? Нет, эта не может быть. Красивая, но постоянно что-то нашептывает на ухо другой, а та кивает, не отводя сверлящего взгляда от какого-то лысого туза, прикуривающего от свечи.
Подружка тоже была не она. Ведь она должна быть необыкновенна. А эта красива незапоминающейся шаблонной красотой, как часто бывает с моделями. Когда говорят «необыкновенный», почти всегда имеют в виду «более яркий», «броский». Здесь таких пруд пруди. Но