До сих пор она никогда не пыталась совершать ничего безумного.
После прогулки все вернулись из сада в столовую, на обед, а после обеда в сопровождении тех же санитаров потянулись в громадный холл, уставленный столами, стульями, диванами – были здесь даже пианино и телевизор, – зал с большими окнами, за которыми низко проплывали серые тучи. Окна выходили в сад, поэтому решетки на них отсутствовали. Ведущие туда же двери были закрыты – за стеклом стоял нешуточный холод, – но чтобы снова выйти на прогулку среди деревьев, стоило лишь повернуть ручку.
Пациенты в большинстве своем смотрели телевизор; другие неподвижно глядели перед собою, иные тихо говорили сами с собой – но с кем такого иногда не случалось? Вероника отметила, что самая старшая среди женщин, Мари, теперь оказалась вместе с большой компанией в одном из углов зала. В том же углу прохаживались несколько пациентов, и Вероника попыталась к ним присоединиться – ей хотелось послушать, о чем говорят в компании Мари.
Она как могла придала себе безучастный вид, но, когда оказалась рядом, собеседники Мари замолчали и все как по команде на нее уставились.
– Что вам угодно? – спросил пожилой мужчина, который, вероятно, был лидером пресловутого Братства (если такая группа действительно существует, и Зедка не более безумна, чем кажется).
– Да нет, ничего – я просто проходила мимо.
Все переглянулись и, как-то странно гримасничая, закивали друг другу. Кто-то передразнил ее, с издевкой сказав другому: «Она просто проходила мимо!» Тот повторил погромче, и через несколько секунд уже все они наперебой принялись выкрикивать: «Она проходила мимо! Мимо! Она просто проходила мимо!»
Ошарашенная, Вероника застыла на месте от страха. Один из санитаров – крепкий мрачный детина – подошел узнать, что происходит.
– Ничего, – ответил кто-то из компании. – Она просто проходила мимо. Вот она стоит как вкопанная, но на самом деле проходит мимо!
Вся компания разразилась хохотом. Вероника криво улыбнулась, попытавшись изобразить независимый вид, повернулась и отошла, чтобы никто не успел заметить, что глаза ее полны слез. Забыв о куртке, она вышла прямо в заснеженный сад. За нею увязался было какой-то санитар, чтобы заставить вернуться, но затем появился другой, что-то прошептал, и они исчезли, оставив ее в покое – коченеть на холоде.
Надо ли так уж заботиться о здоровье того, кто обречен?
Вероника чувствовала, что вся охвачена смятением, гневом, злостью на саму себя. Впервые она так глупо попалась, притом что всегда избегала провокаций, с ранних лет научившись сохранять хладнокровие, невозмутимо выжидая, пока изменятся обстоятельства. Однако этим умалишенным удалось вывести ее из равновесия, удалось вовлечь в свою подлую игру, когда ее просто захлестнули стыд, страх, гнев, желание растерзать их, уничтожить такими словами, которые даже сейчас язык не поворачивался вымолвить.