Платон Сергеевич сел напротив, смотрел, прищурив глаза.
— Матери повестку прислали, — сказал Ванята. Сказал — как камнем в воду запустил. Без всякой подготовки и вводных предложений. — В райцентр вызывают.
Платон Сергеевич быстро вскинул голову. На худой длинной шее его вздулись жилы.
— Прислали? Я ж ему говорил! Я ж ему звонил этому прокурору!
Парторг поднялся, сел к накрытому красным кумачом столу, взял телефонную трубку.
Повертел ручку, подул в решетку и сказал кому-то далекому, на другом конце провода.
— Разыщите Тищенко… Знаю, что поздно. Из-под земли достаньте. Ладно? Ну спасибо, я подожду.
Платон Сергеевич положил трубку на место и сказал Ваняте:
— Сейчас найдут. Не переживай.
— А ее не будут судить? — шепотом спросил Ванята.
— Чудак ты! Это только раньше кого попало за шиворот хватали. В пятнадцатом веке, представь себе, даже петуха судили.
— Ну да! — кисло улыбнулся Ванята.
— Точно! Придрались, как будто бы петух яйцо снес, и давай его мурыжить… Речи, обвинения, свидетели. Приговорили, в общем…
— В самом деле?
— Исторический факт. В Базеле это было, в Швейцарии. Признали петуха виновным. Оттяпали голову топором и крышка. Понял?
Зазвонил телефон. Парторг встрепенулся и потянулся рукой к трубке.
— Здравствуй, Тищенко! Ты чего же это повестки Пузыревой шлешь? Трунов жалуется? Это я без тебя знаю… Ладно, ладно, не пугай. В сухую погоду грязи боишься. Пузыреву мы никуда не пустим. Завтра на правлении колхоза субчика этого слушать будем. Вот-вот, приезжай сам, поможешь разобраться. До завтра, в общем. Будь здоров!
Платон Сергеевич положил трубку и покачал головой.
— Не жизнь, а сквозняк, — сказал он. — Аж руки от злости дрожат. У тебя так бывает? Вот видишь, я тоже за тобой замечал. Колючий ты какой-то, как еж. И Сотник тебе чем-то не угодил, и Пыховы… Так, брат, со всем светом перессориться можно.
— Я с Пыховыми не ссорился. Кто вам сказал?
Платон Сергеевич задвинул ящик стола, щелкнул ключом, подошел к Ваняте.
— Сиди, сиди. Сейчас проверим — еж или нет!
Он коснулся ладонью Ванятиной щеки, потрогал теплыми пальцами подбородок. Ванята невольно улыбнулся, посмотрел снизу вверх на парторга.
— Ну, что?
— Странно! — сказал парторг. — Колючек еще нет. — И рассмеялся вместе с Ванятой. — Пошли ко мне чай пить. Конфетами угощу. Целый склад у меня. В больницу натаскали.
Ночь накрыла землю черной душной попоной. В избах светились огни. Платон Сергеевич шел, обняв Ваняту, на ощупь угадывал в темноте тропку.
— Ты, Ванята, смелей ходи по земле, — оказал он. — Мнет тебя жизнь, ломает, а ты — держись. Так-то! Думаешь, зря я тебе рассказываю? Нет… Растет человек, и ему про все надо узнать — и про жизнь, и про смерть… Хитрить нам и в кошки-мышки играть нечего. Верно? Какая твоя точка зрения?