На солдат нельзя было смотреть без содрогания. Солдаты ободранные, одетые в тряпье, вероятно, содранное где-то с пугал. Иногда бинты намотанные прямо поверх шинелей. Обувь — ботинки с обмотками, латанные сапоги, порой даже лапти. Солдаты напоминали не регулярную армию, а банду.
Евгений тяжело вздохнул и зашел в избу.
В доме после костылевцев было тепло и накурено. Иных трофеев не имелось. В комнате уже находился Чугункин и пленный. Клим пытался расколоть последнего, но получалось это не весьма. Евгений как раз застал конец реплики пленного:
— …Только давайте условимся. Расстреливать два раза законы не велят.
Аристархов подошел, кивнул и даже улыбнулся:
— Ну, хорошо, положим от пули ты заговорен… А как насчет прочих неприятностей. Я ведь могу попросить у кого-то шашку тебя пощекотать. Или что еще дешевле — найти веревку и подходящее дерево. Извини, мыла не предлагаю… Я бы и рад, но нету…
Пленный поежился. Комбат продолжил:
— В общем, я не знаю, как тебя звать и знать хочу. Выходов у тебя два. Один — на дерево. Второй: ты признаешь, что до сего момента заблуждался, но отныне прозрел и готов бороться за власть Советов. Товарищ Чугункин и я тебе поверим, примем в ряды Рабоче-крестьянской армии. Но ты должен оправдать наше доверие. Рассказать мне, своему командиру, что происходило в той банде, в которую ты попал, разумеется, по недоразумению. И советую тебе поторопиться.
Пленный надулся:
— Куда торопиться? Вашему слову поверить — себя обмануть. Ведь вздерните…
— Еще никто не сказал, будто Евгений Аристархов не сдержал своего слова. — отметил комбат. — А торопиться тебе надо из тех соображений, что скоро обед. И если ты к нему не управишься, я не успею поставить тебя на довольствие, соответственно обеда ты не получишь. Будешь голодать до ужина.
Пленный задумался, но не так чтоб крепко — скорей просто для порядка. Вероятно, он давно уже решил стать разговорчивей, но ждал еще одного аргумента.
Наконец согласился:
— Хорошо, вы меня убедили…
Аристархов довольно кивнул:
— Логика — вообще страшная сила. Убийственная просто.
И пленный стал рассказывать…
Говорил сбивчиво, быстро, словно торопился на все тот же обед. Его не перебивали, слушали внимательно. При этом Аристархов улыбался и кивал, а Чугункин демонстративно сохранял спокойствие и серьезность, иногда проверяя, на месте ли «Наган».
Из речей пленного выходило, что оный действительно попал в смутное войско совершенно случайно. Ни в каких грабежах-бесчинствах, разумеется, не участвовал, и даже не слышал о таковых. Получалось, что этот повстанец святее Патриарха Московского и Всея Руси Тихона, и дышит непосредственно в нимб апостолам.