Но больше никто из людей и из тех, кто некогда ими был в армию не пошли.
Пытались, к примеру, позвать утопленника:
— А ты, Федот, пойдешь с нами?
— Не-ка, не пойду.
— Что боишься за свою шкуру? — пытались взять его на «слабо».
— Я уже мертв. — спокойно ответил Федот. — Потому резону за шкуру бояться нету. Что касательно, бороться за свои права и свободы, то мне известна только одна причина их сдерживающая: а именно моя жена.
— Ну а как же родное болото?
— Я чего думаю… Мое болото никому не надо. Ну а какой смысл защищать то, на что никто не позариться?
— А вдруг придут болото осушать. Добывать, скажем, торф…
— Когда придут — тогда и поговорим. Короче, не хочу идти и все тут!
Хотя гном и кричал если не больше, то громче всех, пошел не в армию, а домой, сославшись на то, что победу он будет ковать в тылу.
Не пошел в бой и Кощей:
— Я, конечно, бессмертный, но с другой стороны чего лишний раз Косую дразнить? Да и далеки мне эти все идеи.
Кащей свистнул. Из леса на поляну выбежал его конь.
— Мы будем бороться с бабизмо-ягизмом! Ну, ничего, придет наше время, сорвем мы с тебя твои барские наряды! — шептал ему в спину гремлин.
Несмотря на возраст, Кащей на слух не жаловался. На чувство юмора — тоже.
— Я бы предпочел, чтоб это сделали они… — улыбнулся он в сторону ведьмочек.
Те захихикали.
Уже держа коня за трензеля, пошутил:
— Эх, я бы порвал тельняшку на груди, но желательно на чужой и желательно на женской…
Ведьмочки засмеялись громче и совершенно откровенно.
Надо ли говорить, что ведьмочки тоже не пошли на войну?
…Неизвестно, как крестьяне узнали о приближении сотни. Может, кто-то живущий на выселках в доме сокрытом кустами был разбужен грохотом копыт…
И пока эскадрон петлял по дороге проложенной намеренно серпантином, вестник рванул тропой тайной, короткой.
Может, тревогу поднял какой-то бортник, удалившийся от деревни по делам своего ремесла. Сложил костер из веток смолистых, еловых бросил туда побольше мха для дыма и ушел, спасаясь от беды, все глубже в лес.
Как бы то ни было, когда сотня появилась ввиду деревни, грянул нестройный залп. Толку с него было вовсе никакого — пули вылетели в белый свет как в копеечку. Некоторые зарылись в землю перед эскадроном, другие пролетели над головами наступающих.
Затем загремели иные выстрелы. Но стреляли уже не залпом, а как придется: кто когда успеет перезарядить винтовку.
Деревня оказывала сопротивление.
Кстати, крестьян можно было понять.
Приходили белые и грабили. Приходили красные — и опять грабили. Появлялись странные люди, без знамен и особых идей и снова грабили, портили баб.