Чтоб разбавить молчание, Чугункин спросил:
— А как вас звать-то?
— Геллер моя фамилия. — ответил пленный. — Рихард Геллер.
Чугункин посмотрел на Аристархова. Тот коротко кивнул: именно так.
Молчание продолжилось, но, наконец, Чугункин поднялся и сообщил, что ему надо отлучиться по делам. Хотя по лицу было видно: не по делам, а по нужде. Может, он мог бы отойти за ближайшие кусты, но отчего-то не стал этого делать.
Возможно, сделал это намеренно, дабы оставить старых знакомых наедине. Глядишь, пока комиссара не будет, все и решиться: может пленный рванет, а его кто пристрелит. Может, побегут оба, часовому придется тяжелей, но этот военный специалист уже давно был под подозрением комиссара. И если случится предательство, то пусть это произойдет сейчас.
Проходя, Чугункин что-то шепнул часовому. Тот кивнул и напрягся.
Молчание, оставленное комиссаром продолжалось и далее. Аристархову не хотелось разговаривать вовсе, он злился на Клима, за то, что тот ушел, оставив Евгения в дурацком положении.
Заговорил пленный:
— Когда мы с тобой виделись последний раз? Кажется, совсем недавно…
— В прошлом году. — отрезал Евгений.
— Я же говорю — недавно.
Аристархов кивнул:
— Ну да, еще недавно было лето, а нынче уже пол-одиннадцатого… Сейчас год — это целая эпоха.
Еще когда они служили вместе, Геллер заметил: с Аристарховым совершенно невозможно говорить, когда тот сам того не хочет. Будет отвечать односложно. Станет эксплуатировать тот факт, что все его считают чужаком, делать вид, что не понимает о чем речь.
Ну вот, времени все меньше и меньше. Придет комиссар — и выбраться отсюда станет сложней. Что делать, что делать, ведь действительно: так могут и убить.
Потому Гелелер пошел напролом:
— Аристархов, приятель, ты же меня не убьешь? Ты меня отпустишь?
Строго говоря, приятелями они никогда не были. Бывало, пили вместе, играли в штос по-маленькой, не столько ради выигрыша, сколько для удовольствия. Везло все больше Геллеру, но поскольку ставки были невелики, то Евгений зла на штабс-капитана не держал. Но и особо нежных чувств не испытывал…
— Отпусти, не убивай, — частил пленный, — глядишь, и я тебя когда-то отпущу.
— Если я тебя сейчас пущу в расход, — ответил Аристархов, то и в перспективе мне тебя бояться не надо…
Геллер замолчал и кивнул: в словах Аристархова была просто убийственная логика.
В вихре гражданской войны пленных часто не брали, раненых добивали.
Геллер не питал иллюзий: его никто не любил. Женька Аристрахов, которого он за глаза звал «жиденком» или «выкрестом», наверняка не был исключением. Мало того: Геллера боялись многие, подавляющее большинство тех, с кем он сталкивался. Говориться же, что католические храмы строят не для красоты, а для того, чтобы вселять в сердца страх и панику. Геллер был человеческим аналогом католического собора.