Седовласый ротмистр говорил, а с лицом его тем временем творилось нечто весьма неладное. То ли тени от догорающего в кухонной плите огня так причудливо ложились, то ли и в самом деле оно как-то заострилось, вытянулось и теперь больше походило на оскаленную волчью морду, нежели на человеческий облик.
Куница неспешно поднялся, и оголенное лезвие сабли, зловеще мелькнуло в воздухе, выписывая замысловатую кривую.
— Ух ты, — восхитился оборотень, взглянув на матово засветившийся в руке парня клинок. — Знатная игрушка… Дорогого стоит. Но тебе, сосунок, и она не поможет. Сабля, знаешь ли, еще и умелой руки требует. А сама по себе — не грозней сковороды или макогона будет… И потом — убить оборотня, это не то же самое, что курице голову открутить… Молись, сосунок, своему Богу, пусть встречает очередную душу… Да только, громко молись, а то еще не расслышит старик-то…
Хрипло зарычав, уже мало чем напоминающий человека, ротмистр одним сильным движением сдвинул в сторону разделяющий их массивный стол и уже собирался то ли прыгнуть, то ли карабелю из ножен выхватить, но в это же мгновение, упомянутая им раньше, сковорода сама собой взмыла вверх и всей тяжестью обрушилась на голову оборотня. Только, не остывший еще, жир во все стороны шваркнул, да толстые черепки на пол посыпались. Причем, остатки, так и не съеденной Тарасом яичницы, удивительнейшим образом, за мгновение до удара куда-то исчезли. А вслед за этим — с жердочки над печкой, сорвался самый большой венец, выплетенный из чесночных головок, и наделся прямо на шею оглушенному волкодлаку.
Волчий рык сбился на обиженный визг, а душистый венец сатанеющий оборотень разорвал и сбросил с себя столь молниеносно, словно вокруг его шеи обвилась болотная гадюка. Только паленой шерстью завоняло.
— А вот теперь, ты, щенок, точно покойник, — прорычал взбешенно волкодлак, делая шаг вперед и… под окном громко закукарекал петух.
Разъяренный оборотень сразу как-то сник, втянул голову в плечи и вновь стал походить на обычного человека. Очень злого, из-за постигшей его неудачи, но ничего сверхъестественного собой не представляющего. Он помотал немного головой, словно приходя в себя, а после того, как голосистый петух закукарекал во второй раз — хрипло промолвил:
— Не становился б ты на пути святой инквизиции, парень… А бабушке своей передай: что я еще зайду. Завтра же зайду… И не стоит от нас прятаться. Все равно найдем. Всю деревню раскатаем по бревнышку, но отыщем. И ее саму, и реликвию укрытую… Так что лучше сами отдайте… — и немного сутулясь, оборотень бросился вон из дома.