Он встал и рука его легко ударила по краю стола.
«Пипер прав! Пипер сказал, что Швеция — великое государство с маленьким и глубоко провинциальным двором на самом краю земли. Пора этому положить конец. Он сам возложил корону на свою голову и поскакал к церкви. Разве он уже не получил ее из рук Господа в день своего рождения, в июньское утро, когда ясная звезда Львиное сердце стояла высоко на востоке? Ковры на улицах, где оставались дыры от лошадиных копыт, он подарил крестьянам, чтоб сшили себе из них одежду, а дворяне — те шли в церковь пешком, а государственные советники собственноручно несли балдахин и прислуживали ему за столом как заправские слуги. Чего ради он стал бы лицемерить, чего ради воздавать почести людям, которых не уважал в сердце своем? Разве он обращался к ним с королевским манифестом? Нет и нет, сословия, а не король, должны были присягать ему на верность! Свою королевскую присягу он сам принес в полном молчании перед лицом Господним, когда стоял у алтаря. А теперь — теперь он повелитель всех шведских земель».
Он подошел к стенному зеркалу и с удовлетворением поглядел на маленькие оспинки в своей девичьей коже, потом выложил пальцами глубокие складки у себя на лбу.
А потом он простер руку перед собой и сел верхом на пул и проскакал по комнате:
— Вперед, ребята, вперед, в бой за своего короля! Н — но, Бриллиант, н-но, н-но!
Он вообразил, будто скачет по зеленому лугу, вперед, на врага, что тысячи пуль ударяются о его грудь, но, сплющившись, падают в траву, а на окрестных высотах, стоят зрители, а на изрядном расстоянии видно, как приближается сам король Франции верхом на белом коне и приветственно размахивает шляпой.
В зале этажом ниже продолжали беседу старые советники. Заслышав грохот, они на мгновение смолкли и прислушались, но Гронхьельм, расписывая запотевшее стекло, вполголоса пробормотал:
— Это просто Его Величество занимается делами государственного управления. Он размышляет о знаках королевской милости, которую намерен явить нам за признание его совершеннолетним.
Валленштедт привычно надул губы и бросил ему яростный взгляд.
Когда король обскакал по периметру всю свою приемную, у него вдруг возникла некая мысль и он подошел к дверям:
— Клинковстрём! — позвал он. — Клинковстрём, ты не мог бы сказать, почему это мне вдруг так захотелось поехать в Кунгсёр на медвежью охоту?
Клинковстрём, паж с румяными щеками, разбитной и скорый на язык, отвечал:
— Да потому, что на дворе непроглядная темень и злая непогода, потому, что егеря не подняли медведя и охотиться не на кого. Повелите отдать приказ насчет лошадей и факельных рыцарей?