— А твоя работа?
— Да… из этого лабиринта нет выхода… если ты не рожден вором и не приспособился лазать в окна. Нередко во время своих странствий я замечал, что карманные воры и шулера особенно искусны в любовных делах. Только тот, для кого обмануть все равно что выпить стакан воды, сумеет выпутаться из таких затруднений. Кто такие, по-твоему, все эти молодые господа, которые подпирают стены сарая, когда я работаю, и подмигивают тебе за спиною Бенгта Гаке? Кто они, как не воры, слишком богатые, чтобы красть деньги?.. Итак, меня и тут преследует моя вечная судьба!
— Вечная? Так ты уже не раз запутывался в этом лабиринте, наш великий мастер Андреас, так усердно громящий чувственную любовь и грех сладострастия?
— Я таков же, как и все, как и все.
— Может статься, и ты умеешь лазать в чужие окна? Лицемерно втерся ты к нам. Теперь маска спала.
— Не потому ли я лицемер, что открыто ненавижу силу, которая вдохновляет мой взор и наделяет его способностью отличать прекрасное, но в то же время отрывает меня от задач моей жизни и толкает в ряды обманщиков? Но не слушай меня. Я говорю, как человек, много раз любивший на своем веку. Такой человек подобен нищему страннику. Однажды ему посчастливилось припасть к источнику с более чистой и свежей водой, чем где бы то ни было, и он вкусил около этого источника недолгий, но истинный отдых. С тех пор его все и тянет опять на то место, он все ходит и ищет его. «Вот оно», — думает он каждый раз, нагибаясь к новому источнику, но с каждым разом вода оказывается все более темной и мутной, и мало-помалу он убеждается, что к первому источнику ему уже нет возврата.
— Мастер, ты говоришь, как человек в горшей крайности, доведенный до отчаяния.
— Скажи лучше коротко и ясно: как мужчина.
— Так сердце знает любовь, полную и счастливую, только раз в жизни, один-единственный раз, и быстро минует для него этот короткий летний месяц любви?
— И когда этот летний месяц минует, закрой свое сердце наглухо и живи для чего угодно, только не для любви.
— Вот до чего дошел ты?
— Я? Растопчи меня подобно сорной траве!
— Мастер, довольно ты работал над драконом и грозным витязем. Иди со мной и докончи деву.
— На дворе уже смеркается, Метта. Надо взять с собой фонарь.
— Темные дела боятся света.
— Набрось хоть плащ, Метта; с моря дует свежий ветер.
— Я закутаюсь в плащ с головою на случай встречи с кем-нибудь. А ты сними сапоги. Застигутым врасплох ворам приходится убегать неслышно.
— Прокляты мы — и ты и я.
Они вышли в полумраке, но не рука об руку. Между ними оставалось широкое пустое пространство, а с моря дул свежий ветер.