Примчавшиеся на низкорослых лошадках лазутчики сообщают, что в лагере евреев заметили армаду, там паника, собирают шатры, вещи, но куда намерены идти, непонятно. Фараон ухмыляется: похоже, на этот раз взахлеб насытится душа его смертью, если не произойдет какого-нибудь чуда. Но когда душа его вслепую жаждет этого насыщения, она теряет необычную свою чуткость. Душа же Яхмеса, подобно мыши, схваченной за ногу капканом, мечется в поисках спасения и потому задолго до всех ощущает подозрительную сухость, словно какая-то гигантская глотка выпила весь воздух, и это предвещает смерч.
И вправду, далеко-далеко на востоке, еще никем не замечаемое, возникает облачко, но надвигается оно что-то чересчур стремительно, вот уже вытянулось веретеном, набухает пылью, песком, мраком.
Кони тревожно похрапывают и прядают ушами. Теперь уже все с тревогой наблюдают за ширящейся стеной мрака в полдень. Еще миг, и весь лагерь евреев скрылся за этой стеной. Лазутчики первыми ныряют в этот мрак. В течение считанных мгновений вся армада погружается в сухое черное облако. Выхода нет: надо терпеливо ждать, пока темень рассеется. Так или иначе, стремительность нападения потеряна.
Веретено смерча прошло мимо скопления колесниц и коней. Неизвестно, задело ли оно лагерь евреев, ибо тьма непроглядная, а лазутчиков и след простыл. Следовало бы разжечь костры, пора кормить коней, что невозможно делать на ощупь, но внезапно начинает дуть сильный низовой ветер с востока — искры не высечешь.
С трудом, натыкаясь друг на друга, устанавливают шатер для фараона, который пытается взять в толк при помощи толмача, что ему талдычат, перебивая друг друга, знатоки погоды, выписанные им из Двуречья вместе с шарообразным человечком, воистину халдеи, которых сам черт не разберет, а тут еще Яхмес торчит рядом безмолвным укором. Знатоки эти приводят различные даты черных песчаных бурь, их частоту и направление, складывают, вычитают и делят. По их расчетам выходит, что буря эта вот-вот прекратится, но тут наконец-то Яхмес вставляет слово: по его расчетам, тьма не рассеется по простой причине: наступила ночь. Знатоки переглядываются: этого они как-то не учли. Любопытное явление: тьма накладывается на тьму. Тут уже нервы повелителя не выдерживают, и он выгоняет знатоков из своего шатра — дискутировать — в эту двойную тьму.
— Скоро наступит утро, — говорит Яхмес, — деваться им некуда. Никакого движения с их стороны нет.
— Это меня и беспокоит. И лазутчики как под воду ушли.
Яхмесу знакомы эти мгновения, когда судьба впрямую властно и стремительно вторгается в течение земной жизни: в шатер втаскивают с трудом держащегося на ногах лазутчика. Он весь в грязи, на нем лица нет. Не говорит, а сипит: