— То есть разбирался он в них хорошо?
— В болидах? Да не хуже меня. Он машину чувствовал как свою шкуру. Мог в незнакомый болид сесть, круг проехать и тут же сказать, что в нем не так. Его даже итальяшка этот, Берцуллони, заценил на все сто.
— Значит, машина не могла выйти на трассу неисправной? — как бы между прочим спросил Турецкий, прихлебывая горячую и действительно очень вкусную солянку.
Механик глянул на него острым, недобрым взглядом.
— Ты чего, мужик? Соображаешь, что говоришь? — Тетерин даже есть перестал. — Я лично его машину готовил! А я за него, за Калаша, душу черту продам, понял?
— Разве я говорю о вас? — не обиделся Турецкий. — Может, кто-то со стороны…
— С какой стороны? С левой, с правой? — окрысился Тетерин. — Во время гонки в боксы муха не залетит!
— Да вы не сердитесь! Я свое дело делаю. А мое дело — выяснить причину гибели Калашникова. К делу приобщен документ, из которого следует, что перед стартом машина Егора подвергалась какой-то переделке…
— «Переделке…» — презрительно передразнил механик. — Подгоняли рулевую колонку. Перед гонкой болид пригоняется под первого пилота, это общее правило, понял? Техническую экспертизу машины проводили после катастрофы, так? Небось в деле есть заключение?
— Есть.
— Так я думаю, если бы мы что-то не так приварили, вы бы со мной не здесь сидели и не так разговаривали, верно?
— Верно. Но вы-то сами как думаете, что произошло? Несчастный случай?
— А хрен его знает, — вздохнул механик. — Главное — уже после финиша! Ему тормозить нужно было, а он на полной скорости дальше — и в поворот!
Механик снова закурил, уставился в окно.
— Вообще он из этой Франции какой-то чумной приехал…
— Когда?
— Да за день до гонки. Он же последнее время мотался туда-сюда… Кто-то у него там был.
— Кто?
— Не знаю. Сам не рассказывал, а я не лез. Кто я ему? Душеприказчик? Видел, что парень в напряге, это да. А почему — не мой вопрос. Всяк сверчок знай свой шесток.
— А что за история была у Калашникова во Франции?
— Так я по газетам знаю, как и вы. Сам-то он не рассказывал. Говорю ж, неболтлив он был, Калаш. В общем, дело было с полгода назад. Он тогда впервые участвовал в «Формуле», хорошо выступил. А потом на Егора какие-то гопники напали, ножом пырнули, чудом жив остался. Что-то с ногами было. Мы все на нем крест поставили. А он поднялся и вернулся в спорт. Нет, Калаш могучий парень был! Как Маресьев, ей-богу!
— Может, он после этого на здоровье жаловался?
— Это не ко мне вопрос, это к доктору. Если бы жаловался, на трассу бы его не выпустили. Их же проверяют по всем показателям. Биохимия там всякая и прочее… Правда, медик наш говорит, что он мог на секунду сознание потерять — и управление соответственно.