— Пока! — поднял указательный палец Грязнов. — Я говорю: пока нет, но могут появиться. Знаешь когда? А вот мы устроим с тобой перекрестный допрос начальнику изолятора временного содержания, на основании каких распоряжений он выпустил на волю задержанного преступника...
— Да нет, ну я-то тебе зачем? И вообще, у нас есть кому допрашивать, вот пусть прокуратура и занимается своим делом. А до преступника, я почти уверен, еще шагать и шагать. Обвинение-то тем браткам, которые уже сидят, до сих пор не выдвинуто. И этому Гробу, кстати, тоже. Подозреваются — но не больше. Вот следователи и названивали судье, просили продлить срок содержания под стражей. Нет у них ничего, понимаешь? — уже сердито выкрикнул генерал. — Пусто! Нельзя держать, надо выпускать! А мы все тянем, будто улики сами появятся...
— Так уж совсем ничего? — засомневался Грязнов.
— Ну я ж тебе врать не буду... А к Прапорщику вообще нет никаких претензий. Да он и сам все категорически отрицает. Имеет алиби.
— Ой, Иван, ну мы же с тобой знаем, как делаются алиби! — отмахнулся Грязнов. — А я, между прочим, — ты же в курсе? — имел с этим Прапорщиком жесткую беседу, когда у меня украли мою сотрудницу. И что думаешь? Вернули как миленькие. Ну, может, не сами вернули, это дела не меняет. А поскольку сотрудница не пострадала, то и наша встреча тоже завершилась, в общем, мирно. Почти к обоюдному пониманию. Но я его предупредил, что мое терпение может скоро кончиться. А чтоб сбить лишнюю спесь, пользуясь своими правами и согласием Александра Борисовича, взял с него подписку о невыезде. Солдатенков понимает, что это чистая формальность в его положении, но знает и то, во что мы можем раздуть его дело, если подписка будет им нарушена. А теперь новые события просто заставляют меня предпринять в отношении этого Лехи более жесткие меры. Твои ж ребята уже объяснили — почерк взрывника... Ох, чую, придется мне самому теперь взяться за того задержанного. У меня он заговорит. И так заложит твоего Прапорщика, что кое-кому мало не покажется. А ты как считаешь?
Седлецкий, непонятно зачем, помял, потискал пальцами свои отвисшие щеки, затем, словно сомневаясь, подвигал бровями и... промолчал, будто не пришел еще ни к какому выводу. Впрочем, молчание — тоже ответная реакция. И Грязнов не стал давить на него, еще не до конца разобравшись с насильниками.
И теперь он словно бы вспомнил, что когда только появился в кабинете Седлецкого, тот как бы пожаловался ему по-дружески, что, мол, Турецкий там чего-то опять повел себя вроде не очень хорошо. Вячеслав Иванович, который не собирался обсуждать с кем бы то ни было поведение Сани, кивнул и предложил вернуться к теме попозже. А сам заговорил о допросе Умарова. Вот за этим обсуждением их и застали телефонные звонки из Воздвиженска. Но когда и этот вопрос более-менее утрясли, пора было, наверное, вернуться и к Турецкому.