— Правильно понимаешь, Иннокентий Мурадович. А если которые станут резко возражать против государственной политики, то мы с ними особо церемониться и не обязаны. У нас для этого имеется целая правоохранительная система, и даром есть народный хлеб мы ей не позволим!
— Вот это трезвая и деловая постановка вопроса, — поддакнул наконец Сажин. — А с газетенкой той я все- таки предлагаю разобраться.
— Не торопи, придет и ее время, — строго пригрозив пальцем, пообещал мэр. — Усякому овочу свий час, как у нас говорили, на батькивщине...
— Свой-то он, может, и свой, — хмыкнул прокурор, — но у меня вопрос к Павлу Петровичу: до каких пор будет бездельничать наш славный областной ОМОН? Может, учения какие-нибудь показательные у нас в районе провести, чтоб народ видел нашу силу? А то ведь с этими газетками мы скоро вообще всякое уважение к себе потеряем... Не знаю, я сказал, а вы подумайте, это не по моей части... А касаемо спонсоров, тут, думаю, надо продумать кампанию. Кто, к примеру, заботится о спокойствии своего города? Вот и помоги тому конкретно, а не на словах. Это, между прочим, нашего Прапорщика тоже касается, Савелий Тарасович. Я знаю, что с ним у нас установились паритетные отношения, но этого скоро окажется мало.
— Ты хочешь предложить ему надавить на оппозицию?
— А почему бы и нет? Самое время начинать. Приструнить можно и тех свидетелей, которые заявления вчера вон ему, — Керимов кивнул на подполковника, — писали. А Паше нашему проявить бы твердость характера и как бы снова начать с братвы, умеет же он аккуратно это делать. — Прокурор хмыкнул: — Ну а под флагом борьбы с преступностью, мы же знаем, любая необходимая акция может иметь место, вплоть до вызова ОМОНа и конкретной зачистки. — Керимов усмехнулся. —Чтоб Павлу, понимаешь, и невинность свою соблюсти, и моральный капитал приобрести у населения. А кое-кого и припугнуть лишний раз — все польза.
— Подумаем. По-моему, дельный совет, — кивнул мэр. — Заметь себе, Павел, проработай вопрос и доложи. Того Прапора всегда найдется на чем подцепить...
На том и завершилось совещание.
У Савелия Тарасовича маленько отлегло от сердца. Все-таки сталкиваться лбом с Кривенко, которому, известно, благоволит Григорий Олегович Кожаный — человек крутой и часто непредсказуемый в своих поступках и решениях, — Гузикову очень не хотелось. Ну промахнулся, бывает. Но ведь можно всегда заявить, что это не его личная инициатива, а подчиненных дурней. Скажет: зачем таких держишь? Можно ответить: а где взять других?