— Ваше величество несправедливы к самому верному слуге царствующего рода, — он низко склонился, но небольшие хитрые глазки внимательно следили за Изабеллой. Она делала вид, будто не замечает его маневра, и безмятежно улыбалась.
— Я знаю вашу преданность, однако Гренгуар подвел нас, и я вынуждена рискнуть, взять человека нового. Вы, друг мой, уже министр, и я не могу предложить эту должность вам. Приходится рисковать.
— Однако…
— Не стоит беспокоиться. Если Орсини не справится со своими обязанностями, он покинет дворец навсегда.
— А если справится…
— Тоже.
Старый министр задумчиво потер переносицу. Он заподозрил, что у королевы есть какой-то расчет, которого он пока не понял. Он несколько успокоился, понял, что Орсини был не более, чем игрушкой в чужих руках.
Но кроме Сафона недоброжелателей у Орсини было предостаточно. Как раз вернулась королева-мать. Изабелла устроила все так, что Орсини пришлось представляться ко двору в один день с дочерьми провинциальных дворян, которых привезли в столицу в тщетной надежде выгодно выдать замуж. Изабелла была занята болтовней со своими фрейлинами, но одним глазом нет-нет, да и поглядывала на Орсини, затерявшегося в толпе старомодных неуклюжих провинциалов. Интендант финансов! Изабеллу смешила сама мысль об этом. Он выглядел слишком бедным, слишком юным, слишком серым, слишком неловким для двора. Дурно сшитый костюм только подчеркивал его худобу, скованность, неловкость движений, неправильность черт. Наконец глашатай выкрикнул его новое имя, и он, с трудом растолкав соседей, добрался до трона. Изабелла не глядела на него, она улыбалась Рони-Шерье, стоявшему рядом в лучшем своем камзоле из дорогого атласа, расшитого серебром. Королева-мать проявила некоторый интерес к молодому человеку, пытаясь скрасить невежливость дочери.
— Де Ланьери? Хороший род… Но позвольте… Род Ланьери угас. Последний из них, Ги-Бенуа, умер бездетным четыре года назад, и я сама отправила управляющего в его поместье, в Этрейль, чтобы все доходы шли в казну. Не понимаю. У него не было ни братьев, ни сестер, единственный кузен-маршал погиб в сражении.
— Я не его родственник, — сказал Орсини.
— Кто же вы?
— Ее величество даровали мне титул маркиза и поместье Ланьери.
Орсини безумно унижала необходимость оправдываться, а королева упорно не замечала его. Королева-мать двумя пальцами взяла у него грамоту, но ее губы брезгливо покривились, прежде чем сжаться в узкую полоску. Она ничего не сказала, однако ясно было, что Орсини для нее более не существует, как не существует на самом деле «родового поместья Ланьери». Сам он, обладая гибким природным умом, прекрасно видел, как изменилось выражение лица королевы Алисии. «У королевы будет завтра большой разговор», — подумал он. Но при придворных королева-мать сохранила маску равнодушия.