несчастный случай или же несчастный случай с заранее обдуманным намерением, и если это так, то чье это было намерение. Так вот, что касается моего дяди, во всех трех случаях люди добровольно бросились под поезд».
«Добровольно бросились под поезд», Кинки улыбнулась в знак того, что сдается. «Это официальная формулировка?»
«Нет. Это дядина формулировка». Я закрыл глаза. «Для закона достаточно одного слова: самоубийство».
«У твоего дяди довольно черный юмор», сказала она тоном близкого человека, обнаружившего еще одного близкого человека, о котором до сегодняшнего утра и представления не имела.
«Был», я скорректировал ее впечатление.
«В каком смысле — был?», спросила она, не успевая ориентироваться в необыкновенной жизни моего дяди.
«Два года назад он свалился с дерева, прямо в кому. Так и не пришел в сознание». Я открыл глаза, люстра висела на своем месте. «Он залез поесть черешни и потерял бдительность», закончил я семейную исповедь.
«Что, он погиб из-за детской проделки?», Кинки продолжала удивляться.
«Ага», подтвердил я, «но он не очень мучился».
«Ну и семья», она загасила сигарету, ошеломленная чем-то, во что я не въезжал.
«Тебе виднее», я постучал себя кулаком по голове. Потом снова закрыл глаза. Она ничего больше не сказала. Послышалось звяканье чашек. Потом Кинки набросила на меня махровую простыню. Потом все стихло. Она оставила меня спать на своей небольшой территории.
* * *
В парикмахерской «Затылок» пахло вареньем. Я решил, что это запах засахарившегося варенья из инжира, хотя на самом деле понятия не имел, как пахнет варенье из инжира. Короче, воздух был приторно сладким, скорее всего, из-за сахарной воды с яичным белком, применявшейся для фиксации прически. Людьми не пахло, да их здесь и не было, кроме троих мастеров в видавших виды халатах, на которых кое-где проглядывал исконный белый цвет. Они сидели на скамье для ожидающих клиентов и листали газеты.
Самый старший из них, ссохшийся человечек с морщинистым лицом, вскочил и подошел к нам, спотыкаясь на невидимых неровностях пола, выложенного синей и белой плиткой. Когда он заговорил, из его рта тонкой струйкой брызнула слюна. «Здравствуй, Петр. Какими судьбами?». До этого я не слышал, чтобы к Пене так кто-нибудь обращался. Значит, его звали Петр.
«Я по делу», угрюмо сказал Петр Пеня. «И чем скорее мы с ним покончим, тем лучше будет мне, и полезнее для здоровья тебе».
«А что за дело?», спросил человечек, уставший от старения и не надеющийся, что найдется дело, от которого он сможет помолодеть.
«Тебе надо подписать эти документы», Пеня сунул ему под нос бумаги. В его жесте было что-то