плохим можно быть, рассуждал я, с отвращением победителя щупая рассеченную бровь. Пройдет немало времени, прежде чем образуется корка, я обожал отдирать корки. Это одно из немногих преимуществ детства, потом остается только глупая взрослая гордость шрамами, которые заживают и, сливаясь друг с другом, образуют грубую, волосатую кожу. Я, было, задумался над этим фактом, но было все еще слишком больно, поэтому моя задумчивость длилась ровно столько, сколько на светофоре горел желтый. Где-то впереди, подскакивая вверх-вниз, по-прежнему был виден некто, кто давил и давил на газ.
Ближе к вечеру я поехал в «Лимбо». Нужно было вернуть машину, сдать ее. Раньше это делал Пеня. В клубе торчала обычная сонно-оживленная команда. Приветствовали меня мимоходом, я их проигнорировал. Как будто встретились на перекрестке, да, в сущности, «Лимбо» и был перекрестком, в какое бы время ты там ни оказался. Я бросил ключи на стойку и сказал дежурному парню передать Барону, что машина запаркована на своем обычном месте, целая и невредимая. Он пробормотал что-то непонятное, означавшее, что он все понял, что все в порядке и что в его жизни не произошло ничего такого, что бы его хоть как-то коснулось.
О Пене никто не упомянул, никто не прокомментировал перемен на моем лице, с этим было покончено. Я взял свою выпивку и удалился. Забился в один из «стильных» сепаре, в уголок для флиртующих парочек. Положил ногу на ногу, всем своим весом навалился на приятно твердую спинку кресла, закурил сигарету и огляделся вокруг равнодушным, наплевательским взглядом. Стоявшие у стойки сбились поплотнее, правда, следя за тем, чтобы я не подумал, что они специально показывают мне спины. Мертвящая пустота звенела в разреженном воздухе. Каждый вдыхал собственный дым и скромно выдыхал его себе под нос. Они были декорацией вакуума и переносили это стоически. Их рты были плотно закрыты и искривлены. Они казались полностью парализованными и только облизывали свои бескровные губы.
Чем больше они усердствовали, тем больше я расслаблялся. В какой-то момент послышалось что-то похожее на вымученный стон. Ну, люди постоянно стонут, и когда спят, и когда едят, и когда говорят, и когда смеются, и когда слушают, как стонут другие. Стонут не только те, кого бьют. Вот, например, скорее всего и молодой Бекхэм застонал, когда вмазал по мячу и забил «Уимблдону» гол с центра поля. Я этого чуда не видел, но оно и лучше. Зато я могу наслаждаться, воображая себе, как это выглядело из всех возможных точек и перспектив. Ладно, «Манчестер» стартовал в новом сезоне очень по-манчестерски. Иначе и быть не могло, после того как Кантона стал капитаном команды. Да, похоже, и у этого шотландца, Фергюсона, кроме жевательной резинки, в голове есть еще кое-что, раз он решился без лишних сантиментов избавиться от Инса, Хьюза и Канчельскиса и доверить фронт выходцам из «молодежной школы». Я любил называть их «детьми из рабочих семей», этих потомков настоящих, северных работяг, рабов фабрик и пабов.