Я все более комфортабельно чувствовал себя в сепаре, развалившееся в кресле тело ощущало теплое, приятное покалывание. Это было почти так же волшебно, как в тот декабрьский день в Стамбуле, когда я сидел в тени ливанского кедра и магнолии на берегу Мраморного моря, похожего на канал, без единой волны, и, попивая несшербет, смотрел на Азию, вокруг прохаживались упитанные кошки с беличьими хвостами, а над проходящими судами и мечетями с криками носились чайки.
Я отсидел свое, но мой фантом в тот вечер за мной не пришел. Не появился и никто из курьеров. Может, вообще никого не осталось? Я решил, что и у меня есть дела поважнее. Встал и ушел, строгим тоном бросив на ходу приветствие персоналу, который находился в состоянии нирваны. Только для того, чтобы напомнить им, что более важные дела заставляют выбирать и более короткие пути. Мои бесчисленные детские болезни кое-чему меня научили, в частности, тому, что неожиданно появляющаяся сыпь так же неожиданно и исчезает.
* * *
Я подождал, чтобы все немного улеглось, и на другой день направился в офис Барона. Он ждал меня, его улыбка была менее загадочной, чем всегда. Его гладкое, с безукоризненно выбритой кожей лицо скроило выражение сдержанной сердечности. Он даже протянул мне руку. «Хорошо сделанная работа», сказал он, «вижу, о вас даже в газетах написали». Я вздрогнул, неужели он имеет в виду некролог Пени, и посмотрел ему прямо в глаза. В непрозрачные дыры, заполненные смолой, которые заслоняли собой целое небо. Если для них вообще существовало небо.
«Спасибо, что ты сказал им насчет пистолета», я продолжал смотреть ему прямо в глаза. Он беспечно махнул рукой, даже как будто мягко упрекая меня, что я упоминаю о столь неважных вещах. Да, у меня вырвалось. Должно быть, я забыл, что нужно все забыть. Подвижная фигура в рубашке с короткими рукавами золотисто-защитного цвета направилась к своему музейному креслу. Сесть мне он опять не предложил, но это уже было чем-то само собой разумеющимся.
«Не благодари», он в очередной раз подивился тому, сколь удобно его уникальное кресло-трон, «ну, что это за услуга».
«А что с Пеней?». Что-то в тот день я не особо заботился о соблюдении негласных договоров.
Его пустой взгляд прострелил меня: «Я ведь говорил тебе — никто не любит вольных стрелков». Он хотел сказать, что я не вольный стрелок, а просто соучастник. «Но теперь это урегулировано», он испустил вздох сострадания, давая мне понять, что проронил две-три капли пота в своих дезодорированных подмышках, и это все, что он смог сделать для «Пенечки». И потом добавил, стараясь, чтобы его голос не звучал слишком серьезно: «Не переживай, он вернется».