Он остановился поправить прическу. «Что? Спросить тебя, умеешь ли ты водить машину?»
«Ты забыл дать мне пистолет». Разумеется, он знал, о каком пистолете я говорю.
«Ты сделаешь это без пистолета», обернулся он. Угольно-черные глаза сузились. Два маленьких, уродливых солнца. «Я не хочу, чтобы по дороге в «Фан Хаус» с Титусом приключилось какое-нибудь несчастье». Это означало — прибереги его для меня. А еще означало: тестирование новичка. Да, мы оба принимали это во внимание. «Не забывай, он мой человек», его рот растянулся в отеческой улыбке, «в той же степени, как и ты».
Разговор был закончен.
Фанк подкашивал колени, выманивал на площадку для танцев чокнутых недоносков того и другого пола, хотя в бесформенно-вибрирующей толпе большинство составляли именно бесполые. Невозможно было заметить никакой разницы, они перемещались из угла в угол, от сепаре до сепаре, от зеркала к зеркалу, от одного знакомого возле стойки до другого, как зеленые мухи над выгребной ямой. Мне на это было плевать, бас и стробо были на моей стороне. Титус контролировал ситуацию, прогуливался туда-сюда в своем стандартном «гостеприимном» настроении, то погружаясь в волны толпы на подиуме, то замирая как статуя рядом со стойкой в ожидании того, что к нему обратятся. Чем больше вечер превращался в ночь, тем меньше становилось посетителей, вялые и выжатые, они тянулись наружу как тонкие струйки дыма. Спид и стонд[22] способствовали окончанию развлечений. Правда, для кого как. Титус пустился в более чем откровенный разговор с одной из оставшихся шлюх. Где-то этой ночью проходила вечеринка, и персонал торопливо прибирался в опустевшем клубе. Нужно было собрать бутылки и окурки, помыть стаканы и пепельницы, пересчитать и записать выручку и реализованную выпивку, по видам. Пока подметальщики и подтиральщики убирали грязь и наводили блеск на все то, что загадили гламурные посетители, я обдумывал, а не проделать ли мне это прямо при них. Пожалуй, выбора у меня не было. Я предполагал, что Титус вооружен, мне уже приходилось видеть как он, выебываясь, кичится своим «глоком». Значит, мне нужно приклеиться к нему, чтобы он не успел вытащить своего любимца. Я подойду к нему как ни в чем не бывало, без всяких ужимок попрошу уделить мне секунду внимания, отведу в сторону, как можно ближе к выходу и тут шепну то, что просил передать ему Барон. Так я и сделал.
Прозрачно-серые глаза тупо уставились на меня, он не въезжал, какого хера я тут несу. Но я не дал ему времени придти в себя. Мой аргумент опередил его ненависть. Я не знал, где он держит свой пистолет, чтобы узнать, пришлось свалить его с ног. Я запихнул кулак ему в глотку, до самого желудка. Я молотил его как сумасшедший. Я молотил его так, как будто оттягивался в первый раз. Я молотил его и молотил, бешеный от того, что мне приходится доказывать всей этой сволочи свою цену. Они, онемев, застыли и только пялились. Всем было понятно, что за этим шоу стоит Барон. Титус даже не успел выругаться, он рухнул и теперь целовал только что помытый пол. Он извивался и отпыхивался словно дуя на одуванчик. Его расквашенный нос расцвел, кровь заливала рот, текла по подбородку и шее, желтая футболка «Гэс» намокла. Одной рукой я обыскивал его, другой сжимал его горло. «Глока» не было. В тот вечер он его не взял. Твою мать, он действительно был ненадежным человеком.