— Она меня защищала! А если она донимает тебя, то только потому, что ей необходимо знать, что ты достаточно заботишься о безопасности фэй. — Сирена, по-видимому, выпустила пар. — Лахлан, неужели ты не понимаешь? Ведь она живет в тени зла, сотворенного ее матерью, и изо всех сил старается его исправить. Она просто не сознает, что это не в ее силах. Ей не позволят.
Да, он это понимал, понимал, вероятно, лучше, чем все в этой комнате, и тем не менее из страха за Йена набросился на Эванджелину. Господи, он не лучше, чем Морфесса и остальные фэй — нет, он намного хуже. Лахлан спрятал лицо в ладонях.
— Ах, мой ангел, иди сюда. — Эйдан усадил жену к себе на колени и большими пальцами вытер ей слезы. — Не нужно…
Раздался треск, и они все четверо оказались на полу в одной куче.
— Я такая толстая, что сломала диван! — всхлипнула Сирена, закрыв лицо руками.
— Любовь моя, ты не толстая.
Ее мужу удалось сдержать усмешку, но его плечи тряслись.
Лахлан попытался последовать его примеру, но одного взгляда на Рори было достаточно, чтобы оба завыли от смеха, словно пара недоумков, а когда к ним присоединился и Эйдан, Элинна, старавшаяся помочь Сирене подняться, потянулась и дала ему подзатыльник.
— Честно, Алекс и Джейми более взрослые, чем вы трое, вместе взятые.
Эванджелина, крадучись, вошла в освещенную свечами комнату. Ей было необходимо лично удостовериться, что Йен выздоровеет, а потом она вернется ко двору Совета справедливых. Но если Роуэн узнает, что она сделала, то, возможно, тоже отречется от нее. Неужели Сирена права и она видит опасность там, где ее нет? Неужели она готова защищать фэй любой ценой?
Взглянув вниз на Йена, она подавила вздох ужаса: левую половину его красивого лица изуродовал шрам, а нога в толстых повязках была закреплена в хитроумном приспособлении, удерживавшем ее в нескольких дюймах над постелью.
Оказавшись лицом к лицу с доказательством того, какую боль причинило ее решение, Эванджелина бессильно опустилась в кресло рядом с дубовой кроватью на ножках, решив, что найдет способ попросить у Йена прощение. Повернув голову, она смотрела, как изгибается и вертится бугорок рядом с Йеном, а потом потянулась, чтобы поднять покрывало. Слабая улыбка тронула его губы, когда, откинув покрывало, Эванджелина увидела головку с шелковыми светлыми кудряшками, примостившуюся рядом с ним — Ава, дочь Сирены. Эванджелина не знала, что делать, но ей не хотелось будить маленькую проказницу.
— Нет, оставь ее. Она согревает меня лучше, чем горячие камни.
Его голос был резким и скрипучим.