Эванджелина изогнулась под одеялами, стараясь впитать тепло от излучающей жар стены у себя за спиной.
— Осторожно, милая, — с бархатным провинциальным акцентом проворчала рядом с ее ухом испускающая тепло гора мускулов, и большая рука легла Эванджелине на живот.
Эванджелина открыла глаза, ее затуманенный сном мозг мгновенно прояснился, и она, рывком сев, ударилась головой о подбородок Лахлана.
— Проклятие, ты когда-нибудь прекратишь это? Клянусь, на сей раз ты сломала мне челюсть, — громко заворчал Лахлан.
— Прости.
Извинение слетело с ее губ кристаллизующимся облачком. Лишившись укрытия объятий Лахлана, Эванджелина дрожала от холодного воздуха сырой пещеры.
— Я прощу тебя, если ты разожжешь огонь и вернешь мне одеяла.
Не задумываясь она щелкнула пальцами в сторону очага, но пока отсветы пламени не заплясали на стенах, Эванджелина не осознала, что сделала. Она прижала руки к груди, чувствуя, что у нее от радости чуть ли не кружится голова. Ее магия вернулась. Нельзя сказать, что она в этом сомневалась, нет, но это был не тот опыт, который ей хотелось бы повторить. Она не понимала, как выдерживает Лахлан, будучи зависимым от других и чувствуя себя беспомощным и бессильным — ничего хуже быть не может.
— Если не возражаешь, Эванджелина, здесь еще холодно.
Лахлан потянул одеяла обратно на себя, и она, вызвав еще одеяла, накрыла его с головой.
— Вижу, этим утром к тебе снова вернулись твои чары.
Эванджелина понимала, накануне вечером Лахлан подумал, что она переутомлена и подавлена — расстроена из-за отсутствия своей магии. Он очень многое сказал перед тем, как она погрузилась в беспокойный сон, но он ошибался. Ее расстроила собственная неспособность заставить Лахлана понять, что какую бы цену ни пришлось заплатить за то, чтобы остановить Магнуса, она не будет слишком высокой. И именно безрезультатность попыток убедить в этом Лахлана сердила и приводила Эванджелину в уныние. Как она полагала, ее переживания обострились еще и потому, что она ради дела, возможно, принесла в жертву его кузена. Если Лахлан узнает об Йене, он никогда ее не простит.
Сейчас эта мысль уже не настолько встревожила Эванджелину. Ее магия вернулась, а с ней вернулись уверенность и убежденность. Эванджелина без колебаний верила, что права, хотя это полностью ее не успокаивало. Лахлан, несомненно, вполне поправился, и Эванджелина подумала, не следует ли сообщить ему о видении Авроры, но быстро прогнала из головы эту мысль — ведь тогда перед ним встанет трудная задача выбора между спасением своего кузена или своего наставника. Нет, в ее силах было освободить Лахлана от этой ноши, а кроме того, Эванджелина не была уверена, что именно видела Аврора.