— Чертова интеллигенция, даже покончить с собой толком не могут… — пробурчал Рощин. — Порядочные люди вешаются, чтоб не пришлось за ними убирать… Даже вены толком не может вскрыть… — Он кивнул на окровавленную опасную бритву, лежавшую на умывальнике. — Ты представляешь? Смотрел на себя в зеркало и резал. Хоть бы о соседях подумал и краны закрыл. А то зальет их. И сразу прибегут вместе с сантехником и участковым…
— Может, добить его, чтоб не мучился? — вполголоса предложил Гена, достав свой «Макаров». — А то стонет, аж мороз по коже.
— Ты что, совсем? — обернулся к нему Рощин, предварительно открыв пробку в ванной и прикрыв наконец краны. — Из своего ствола? Или, может, из моего? Чтоб потом вычислили, что его тут добивали и кто именно? Лучше утопи… Слабо? Не можешь, да? Тогда не теряй время, давай воду собирать, пока соседи снизу не прибежали. Чем позже хватятся, тем лучше…
Засучив рукава, они тщательно собирали воду тряпками, не обращая внимания на слабеющие стоны Никодимова, потом выжимали ее с кровью обратно в ванну, прямо на его тело.
Возле входной двери они наспех вытерли подошвы обуви, в кухне быстро вымыли руки, потом Гена снял свои закладки, и только потом Рощин осторожно, кончиками пальцев взял со стола предсмертную записку, оставленную Никодимовым, пробежал взглядом.
«В моей смерти прошу никого не винить. Сегодня я узнал о своем позоре, который запятнал мое имя и может запятнать мою семью. Простите все».
— Ну, чего он там пишет?
— Да все они пишут одно и то же. Из благородства никого не винят. Понимай как хочешь. Хотя мог бы и приписать, что его довели до самоубийства в этой чертовой «Глории»… Пошли, больше здесь делать нечего.
Они осторожно вышли из квартиры, заперли дверь, поднялись на два этажа и там вызвали лифт.
В машине Гена перевел дух.
— Фу-у… Значит, добровольное самоубийство — это и есть идеальное убийство?
— Да. Не совсем все получилось… — пробормотал Рощин, набирая номер на своем мобильном. — Ну да ладно, бывало и хуже. Но реже.
— Я слушаю, — донесся спокойный голос Колобова.
— Федор Андреевич, еще раз здравствуйте, это я, капитан Рощин.
— Говорил уже: свое звание можешь не напоминать. Все равно дать тебе майора не смогу. Даже мой босс не сможет. Так и останешься капитаном. Что нового? Никодимов в «Глории» был?
— Да…
— Разговор удалось записать?
— Обижаете…
— И как? Раскололся?
— Как на духу… — виновато сказал Рощин.
— Вы его хорошо подготовили?
— Да. Но они его вызвали по старому делу о взятках, он этого не ожидал, растерялся…
— Миша, ты здесь ни при чем, — заметил Колобов. — Где он сейчас?