— Тебе хорошо живется, Бен? — часто спрашивал отец, стараясь придать голосу побольше беспечности.
— Хорошо.
— Вправду?
— Вправду.
— Ты бы не поменялся ни с каким другим мальчиком?
— Нет.
Только так, кружным путем, Дейв надеялся что-нибудь узнать. Как-то, гуляя с тринадцатилетним Беном за городом, он решился:
— Бен, ты знаешь, что я твой друг?
— Знаю.
— Мне хочется, чтобы ты относился ко мне, как к другу, и не боялся говорить со мной о чем угодно.
Гэллоуэй осекся: он увидел, что мальчик тяготится разговором. Бен всегда стеснялся давать волю чувствам.
— Если тебе когда-нибудь захочется о чем-нибудь меня спросить — спрашивай; я обещаю, что отвечу честно и откровенно.
— Спросить? О чем?
— Не знаю. Бывает, ломаешь себе голову, почему люди делают то или это, живут так, а не иначе.
— Мне нечего спрашивать.
И стал бросать камешки в пруд.
В семь утра внизу, в мастерской, зазвонил телефон — от звонка задрожал пол в квартире. Дейв мгновенно очнулся, прикинул, успеет ли спуститься, обежать вокруг дома и войти в лавку прежде, чем телефонистка даст отбой.
Тем временем телефон смолк. Если это Бен, то он поймет и перезвонит через несколько минут.
На углу Дейв услышал новый звонок, но когда наконец отпер дверь, аппарат уже молчал.
Солнце сияло так же, как луна минувшей ночью. Улицы были пустынны. На лужайке прыгали птицы. Гэллоуэй ждал, застыв в неудобной позе и не сводя глаз с телефона. В полуоткрытую дверь тянуло утренним холодком.
Промчалась машина, потом другая: кто-то едет из Нью-Йорка за город. Дейв машинально пошарил в карманах в поисках сигарет. Кажется, остались наверху.
Звонков больше не было. Ему не очень-то верилось, что звонил Бен, а почему — он и сам не знал. Прошло полчаса. Еще пятнадцать минут. Дейву хотелось закурить, выпить кофе, но он не решался уйти наверх, чтобы не пропустить звонок.
Вечерами Бену часто хотелось позвонить приятелям, и он просил поставить телефон в квартире. Почему Дейв все время откладывал этот расход на потом?
Заснул он, видимо, очень поздно, тяжелым, беспокойным сном, после которого чувствовал себя еще более разбитым, чем вчера вечером.
Надо бы позвонить Мьюзеку. Но зачем? Рассказать о том, что случилось? Они никогда не обсуждали друг с другом личные дела. Дейв вообще ни с кем о них не говорил.
Он сидел, облокотясь на прилавок; глаза щипало, а он все сидел не шелохнувшись, как вдруг какая-то машина на полной скорости выскочила на Главную улицу, завернула за угол и остановилась прямо напротив мастерской.
Из машины вышли двое мужчин в форме полиции штата, свежие, бодрые, чисто выбритые. Задрав головы, прочли фамилию на вывеске над витриной, потом один извлек из кармана блокнот, заглянул в него.