Последние секунды тишины. А за ними... Взмах руки Щербо...
Бешено затарахтели автоматы.
В спину фашистам поддали жару Гаральд и Джафар.
Немцы даже не успели опомниться, залечь, — изумлённые лица, предсмертные конвульсии, агония.
Ткачук стремглав бросился к двери, перепрыгнув через несколько трупов. Его переполняла сдерживаемая ярость. Как можно быстрее выбраться из-под липкой снежной пелены навстречу безудержной жестокости рукопашного боя.
Он достиг ступеней, нарочно опередив Щерба, стараясь прикрыть собой от всех опасных сюрпризов, и уже преодолел три из шести ступенек, ведущих к двери, как тонкий треск автоматной очереди внезапно разорвал тишину.
За его спиной кто-то из немцев последним предсмертным усилием поднял автомат и нажал на курок...
Что-то тупое и ледяное ударило в спину, раздирая грудь, перехватывая дыхание. Почему-то слишком быстро полетели навстречу обледенелые ступени...
Джафар и Гаральд пытались прорваться через «кухонную» дверь. Здесь они наткнулись на неожиданный отпор. За их передвижением, видимо, следили из какого-то окошка-иллюминатора. Когда они рванули к двери, оттуда ударили очереди — прямо через дверь. Они не стали терять время на подавление сопротивления, отступили к слепому торцу и попробовали влезть в дом через окно на чердаке с помощью верёвки, как это пытался сделать Валеев полсуток тому. К сожалению, это требовало времени.
Резкой автоматной очередью Щербо уложил на лёд убийцу Ткачука. Вторую очередь всадил в дверь и бросился к другу. Помочь Ткачуку... Нет — мгновенная смерть. Ударом ноги выбил дверь и ворвался в коридор. Спиной ощущал позади Сиротина, теперь парнишка должен был прикрывать ему спину.
В коротком аппендиксе, где он оказался, никого не было, кроме судорожно скорчившегося у стены немца. Щербо всадил в умирающего врага короткую очередь. Поднялся почти в полный рост, заглянул за угол. Пригнулся, послал вдоль коридора длинную очередь. Где-то справа, совсем близко, услышал частую, беспорядочную стрельбу. «Внутри кто-то лупит. Кто? Байда?! Неужели вышло?.. Старшину задержал пулемёт у входа... А Джафар? Шмаляют справа, но это не он... Нужно туда, иначе они успеют дать «sos»! И «машинка» может накрыться... Вдвоём Байда с Валеевым не справятся... А мы?.. Не успеваем!»
Через шесть часов Смага очнулся. Почувствовал, что может пошевелить головой. Осторожно попробовал осмотреться, всё ещё до конца не веря в то, что сидит в помещении и крутит головой, а вокруг — ни снега, ни льда, и ладони чувствуют шершавое тепло дерева.
... После того, как петляя ледником, контуженный, в полубеспамятстве, Смага набрёл на немецкий барак и сквозь снежную завируху углядел, наконец, смутные очертания, силы покинули его окончательно. Он автоматически передвигал ноги, и единственной мыслью было не упасть. Он брёл, не таясь, метель, набиравшая силу с каждой минутой, скрывала его от чужих глаз. Увидев возле барака чьи-то мечущиеся силуэты, остановился, с трудом передёрнул затвор. Потом справа, на противоположной стороне, услышал стрельбу, подумал, что это как нельзя кстати и попробовал ускорить шаг.