В бой идешь — не забарахляй машину, снимай с нее все ненужное для боя. Хоть и по освобожденной земле идем, а сверху не прикрыты. Разорвется бомба рядом, загорится машина, если она вся в тряпках, в масле. При первой же возможности перелей горючее из запасных баков в основные, нечего держать горючку на крыле: от первой пули может сгореть танк.
Гигантским амфитеатром, окруженным ожерельем холмов, раскинулась на террасах столица Литвы. Оккупанты превратили Вильнюс в крепость на пути к Восточной Пруссии, оградив его с юга и востока мощным оборонительным обводом. Окраины окольцевали минными полями и траншеями, а на улицах воздвигли баррикады. Сосредоточив в городе пятнадцатитысячный гарнизон с танками и штурмовыми орудиями, гитлеровцы приготовились удерживать Вильнюс любой ценой.
Тем не менее 7 июля головные бригады 29-го танкового корпуса прорвали внешний оборонительный обвод и завязали бои на юго-восточной окраине города. Первыми сюда прорвались два батальона 32-й танковой бригады — капитана А. Датунашвили и теперь уж майора Б. Малявина. На головном танке, как всегда, находился комбат Малявин, а за рычагами сидел старшина Рагозин.
— Товарищ майор, что-то не нравится мне окраина улицы, — прорадировал Датунашвили майору Малявину.
— Не думаете ли послать вперед разведку?
— Разведка никогда не была лишней, она давно впереди, а сейчас еще посылаю пешую, — ответил Малявин, продолжая внимательно изучать подходы к улицам в бинокль.
Стрелок-радист Волков сам попросил комбата доверить ему разведку.
— Далеко не забирайся. Посмотри, как лучше прорваться на улицу, нет ли близко противотанковой артиллерии, и назад, рисковать нет надобности! — крикнул комбат вслед уходящему бойцу.
— Слушаюсь. Я быстро, — отозвался тот и, не оглядываясь, скрылся за постройками.
Проходит десять, двадцать минут — Волков не возвращается. Экипаж забеспокоился: такой дисциплинированный боец, как Волков, не мог нарушить приказания. Раз в срок не вернулся, значит, что-то случилось. Больше других беспокоились Рагозин с Мягковым:
— Пропадет парень по неопытности, — умоляюще глядя на комбата, проговорил Мягков.
— Давайте команду, товарищ майор, ворвемся на улицу с ходу, противник и очухаться не успеет, — предложил Рагозин. — Волков зря не оплошает, с ним что-то случилось, — проговорил Рагозин, сжимая сильными руками рычаги управления.
Когда танки ворвались на улицу, танкисты сразу обнаружили труп Волкова. Он лежал на тротуаре у крайнего дома в неестественной позе. Голова его была откинута назад, колени плотно поджаты к груди, руки заброшены на затылок. Судя по испачканной одежде на груди, коленях и локтях, Волков полз по-пластунски, по был срезан автоматной очередью.